Белогор. Каратель - Алексей Стопичев

Гвалт рассказал, что зрожи нередко тут появляются, земли их недалеко. Но и земля тут хорошая. Климат мягкий. Вот и селятся люди в деревнях. Мелкие группы зрожей селяне сами уничтожают. От групп в несколько десятков в сёлах за частоколом отсиживаются. А уж если крупный набег зрожей, то тут бежать надо в город Барум. Там баронская дружина и королевский полк. И уже вояки в дело вступают. Благо, такие набеги редки — раз в 40–50 лет.

Пока до села дотопали, белобрысый всё рассказал. Что земли эти называются Пустошью, хотя пустыми сроду не были. Что дальше степи, где зрожи живут. А за лесом и в стороне от него куча королевств всяких. Аж целых четыре! Но самое сильное и славное королевство Лесания. Это которому их земли принадлежат. А самое злобное и коварное — королевство Тэнебри. И давно бы славная королева Лесании покарала жестоких тэнебрийцев, или тэнов, да жалко ей кровушку проливать, ибо она умна и благородна.

На все эти рассказы я только хмыкал и помалкивал. А вскоре и Темки пресловутые появились. На холме. Да такие Темки, что я аж ахнул. Стены вокруг деревни были высоченные, из заострённых кверху брёвен. Вокруг стен даже ров имелся. А так как село на холме стояло — с ходу ворваться в него не такой и простой задачей было.

Я уплетал уже вторую миску каши, прямо на улице, за столом. А вокруг меня столпились местные. Лишь дядька Ирвин сидел напротив и хмурился. Очень ему история с зеленорожими не понравилась. Не, спасению племянника он и правда обрадовался, но вот то, что зрожи оказались в тылу, можно сказать, его напрягало.

— Тебя как зовут, воин? — спросил Ирвин.

— Сержант Белогор, — практически по уставу ляпнул я.

— Серж, значит, — кивнул дядька. — Хорошее имя. А откуда ты, Серж?

Тут я призадумался. Сказать, что из другого мира — смотришь — в местный аналог психушки упекут. Сказать что издалека — один хрен придётся объяснять откуда. Ну и решил соврать немного:

— Не помню, — говорю. — В лесу очнулся, и всё. Как зовут — помню. Сколько лет — помню. А откуда и кем был — не помню.

— Я в городе такого видел, — встрял в разговор Гвалт. — Дурачка местного, когда он ещё дурачком не был, в драке камнем по голове ударили, и он тоже всё забыл. Надо шишку на голове поискать!

— Цыц, охламон! — прикрикнул Ирвин, — Будешь лезть в разговор старших, своя шишка на башке появится!

Гвалт сразу отступил за спины односельчан, весело ухмыльнувшихся. А мне, как только я доел вторую миску каши, подсунули огромную глиняную кружку с молоком. Ух, красота!

— Ты воин? — спросил Ирвин.

— Воин, — подтвердил я, — Отделением командовал.

— И сколько в отделении человек?

— Десять.

— Десятник, значит, — хмыкнул дядька. — Это хорошо. А на мечах как дерёшься?

— Не знаю, — опять пожал плечами я, — Не помню. Тут помню, — указал себе на левое темечко, а потом перевёл палец на правое: — А тут нет.

— Ох, темнишь, малый. Да ладно. К нам какие только ни попадают. Из Пустоши выдачи нет. Ну а раз троих зрожей уложил, то всё одно человек правильный. Но места у нас, как ты уже понял — беспокойные, — и вдруг безо всякого перехода спросил: — Ну а делать что думаешь? У нас останешься или дальше пойдёшь?

— Да куда он пойдёт, дядька? — возмущённо заверещал Гвалт, — Если он не помнит ничего?

— И то правда, — кивнул Ирвин, и махнул рукой: — Оставайся у нас пока. А там решишь!

— Бееедаааааааааа! — разорвал ночь отчаянный крик дозорного. — Нашествие!

Я спросонья вскочил и налетел на бревенчатую стену. Заматерился, и стал быстро одеваться. Форма, сапоги. А последним — ремень с ножнами, в которых забранный у зрожа меч был. Ножны мне самолично кузнец Извар сделал — из кожи и железных пластинок. Очень уж был восхищён теми вещами, про которые я ему рассказывал…

И то сказать, в деревне Темки я почти месяц живу. Деревня душ в триста, наверное. Все живут за частоколом. Половина — детишки, которых кажется намного больше из-за постоянной беготни и криков. Правда, бегают больше вечерами. Днём у всех работа. За скотиной ухаживать, огороды возделывать, в лес за грибами, ягодами ходить.

Поселился я у Гвалта. Он с мамой и сестрёнкой жил на самом краю села. И приставили меня к двум местным рыбакам — Тягу и Вольге. Мы втроём каждый день ходили и в речку Пятнашку сети закидывали, а потом тянули. Когда густо, когда пусто. Но добыча была. А после обеда рыбакам полагался отдых. В это время я или у кузнеца ошивался, или фехтованием занимался. Правда, фехтованием это с натяжкой можно было назвать. Так, махание железякой наобум. Абы рука к мечу привыкала. Это, оказывается, главное было. Ну, я со своими полудетскими навыками махания нунчаками и мечом и то на голову деревенских фехтовальщиков превосходил. Потому поставил деревянный чурбан, и охаживал его железной палкой со всех сторон. Измочалю бревно — следующее ставлю. Взрослые смотрели с неодобрением. А вот дети уже на второй день с палками в руках лупили вовсю столбики плетней. Это чуть тоже не вызвало негодование местных, но Ирвин посмотрел и сказал: а нужное дело, пусть молодёжь учится, в Пустоши и не такое пригодится! На том и порешили.

Правда, местные парни меня за сумасшедшего всё же чуть не приняли. Когда я каждый день спортивный комплекс делал: в том числе отжимания и подтягивания на самодельных турнике и брусьях. Но смеялись «петросяны» недолго. Когда я двоих за две секунды отправил в глубокий нокаут, число желающих позубоскалить резко сошло на нет. А местные девки так вообще стали глазки строить.

А у кузнеца я пропадал вот почему. Вначале упрашивал ножны сделать, а потом стал рассказывать кое-что из нашего мира. К примеру — тут были серпы, но совсем не было тяпок! Ну, я кузнеца научил. Показал как нужно, и для чего. Население от новой поделки в восторг пришло. И пошло-поехало. Извар счастлив — к нему люди валом валят. И я вроде как при деле. Стал кузнечному ремеслу помалу обучаться. Ну и вспоминать ещё из нашего мира вещи: косу, грабли, плуг и даже… обычную садовую тачку! Селян мои «изобретения» приводили в восторг. И Ирвин уже смотрел на меня как на самое стоящее приобретение. Меня всё чаще звали по вечерам к старшим, где дядьки и тётки на посиделках обсуждали дела. А так как ни телевизора, ни радио не было, вечерние посиделки были поголовными. Молодёжь с молодёжью. Взрослые со взрослыми. И только старики часто с детьми вместе сидели. Короче, только-только я к жизни этой привыкать начал и на тебе — беда!

***

Я выскочил на улицу одновременно с Гвалтом. Тот на ходу натягивал штаны, и мы рванули вправо. В случае тревоги наше место было именно там. Пустошь, она такая. Даже в мирной деревне у каждого жителя расписан распорядок на случаи нападения. Куда бежать, где встать и что делать, если зрожы или бандиты полезут. А высоченный забор из брёвен частокола изнутри, оказывается, больше чем до середины земляным валом засыпан, на котором и стоять удобно, и видно хорошо. И если снаружи забор метров пяти высотой, то изнутри полтора метра с натяжкой. Как Извар пояснил — чтобы рубить ловчее было. Мы с Гвалтом и ещё пяток парней быстро забежали на вал, и над стеной пристально уставились в ночь. Ночь была лунная. Звёздная. Да и вскакивали мы в темноте, потому степь было более-менее видно. Хотя с нашей стороны вроде как тишина была и спокойствие. И это нервировало даже больше нападения. Колокол гремел в ночи, вбиваясь в перевозбуждённый мозг пульсирующим звуком. И резко замолк, заставив вздрогнуть. Тут же послышался рык старосты Ирвина: