Кудеяр. Аленький цветочек - Феликс Разумовский

Ростом он был не менее двух метров и весил прилично зацентнер, но при этом килограммы подполковника Скудина состояли отнюдь не изжира. Отнюдь, отнюдь! Только гибкие мышцы, жилы и кости. Какой к бесу Сталлоне,какие Лундгрен со Шварценеггером! Не видали они там, в своих занюханныхГолливудах, серьёзного русского мужика!

– Бери, бери, не помутнеет небось. – СтепанВасильевич кивнул, глянул, как Маша сдергивает с лески полотенце, и усмехнулсябеззлобно. Даст ей, пожалуй, Ванька позагорать. И на всякий случай спросил: –Иван, не позабыл, где живём?

Спецназ, не спецназ, а родительское наставление никому ещёне мешало.

– Угу, – подтвердил Иван. И сунул в карманштыковой накидыш «Милитари». – В тайболе.

Сколько он себя помнил, отец всё время повторял: «Мужик безножа – не мужик. Так, недоразумение одно. Чепуховина. В тайболе живём…»

– Степан Арсеньевич, до свидания! – В короткомплатье, с распушившимися волосами Маша напоминала не без пяти минут докторатехнических наук, а студентку-первокурсницу. – Значит, жёлтуюнепременно?..

Скудин-младший вернулся к столу, пожал руку сааму.

– Счастливо, дядя Степан. Увидимся ещё, даст Бог.

И вспомнил, как давным-давно Данилов вытащил его, сопляка,из стремнины. Откачал, а потом, спустив штаны, больно отодрал кручёнымремешком: «Куда лезешь, Ванька-дурак? Вначале думай, делай потом!..» Но бате незаложил. Тот до сих пор так и не знал ничего.

– Бог-то Бог, да и сам не будь плох. – Стариктряхнул его руку и, не разжимая пальцев, тихо, так, чтобы больше никто неуслышал, сказал: – Хорошая тебе жёнка попалась, только жизни её ещё учить иучить, потому как дура, однако.

Сам Данилов был женат в пятый раз, на тридцатилетнеймолодухе. Стало быть, в женщинах толк понимал.

– Смотри, прелесть какая! – Опустившись накорточки на берегу весёлого, сапфирно-синего ручья, Маша прикоснулась ккрохотному, ростом в ладонь, кустику шиповника, но рвать не стала, пожалела.Она вообще никогда не рвала цветов. – И пахнет, как настоящий!

По лбу её катился пот, лёгкое платье пошло разводами подмышками и на спине. Вот тебе и Заполярье. Куда, спросят сотрудники, ездила? НаКольский или всё-таки на Канары?..

– Это ещё что. – Иван потянулся так, что хрустнуливсе суставы. Вытащил пачку «Мальборо», стал искать зажигалку. – Еслипостараться, дикий виноград можно найти. У нас тут, геологи говорят,геотермальная аномалия. Устала? Скоро уже придём.

– Дай мне тоже. – Маша сразу поднялась, вытащиласигарету, зажгла её от газового огонька и с наслаждением затянулась. – Гдеи покурить, как не на свежем воздухе…

Скудиным-старшим курящая новобрачная могла не понравиться, апотому на семейном совете было решено, что в их присутствии – ни-ни.Собственно, Маша была не великая любительница зелья. Так, пару-тройку сигарет вдень, да и то исключительно на работе, за компанию. Однако запретный плодвоистину сладок: здесь она определённо выкуривала больше, чем в Питере.

Через полчаса они вышли к озеру, огромному, величавому,называемому лопарями в знак уважения «морем». По берегам его застыли нехолмики, а самые настоящие горы – лесистые, с нетающими снежниками у вершин, сосвященными камнями-сейдами, одиноко маячащими на гребнях. Заполярная природа,казалось, сотворила здесь храм для поклонения собственной силе и красоте.Кругом – сотни километров топкой тайги, прорезанная скалами болотистая тундра,чахлая растительность и угрюмые, покрытые лишайниками валуны. А здесь –подпирают небо могучие ели, склоны гор заросли берёзой, ольхой и осиной,озёрная гладь так и горит под лучами ласкового летнего солнца. И воздух!..Звенящая чистота, спокойствие и какая-то первозданная мудрость. Не говоря уж отом, что сплошной кислород…

– Тихо-то до чего! – Маша сбросила кроссовки,осторожно зашла по щиколотки в воду и обнаружила, что гуляет всё-таки не посочинскому дендрарию. – Ой! Холодная!.. Так и простудиться недолго… –Солнечный зайчик щекотно ударил в лицо, она заслонилась рукой, улыбнулась исделала открытие: – А вроде ничего! Привыкаешь…

– Здесь ручей неподалёку впадает. – Иван махнулрукой в сторону мыса, поросшего голубыми, словно с кремлёвской площади, ёлками.Его самого холодной водой, способной учинить простуду, было не запугать. Онмигом разделся и задумчиво пошёл в воду, чтобы секунду спустя презрительнозаявить: – Холодная?! Ну ты даёшь, Марья. Молоко! Парное!..

С первого взгляда было понятно, что подполковничьи звёзды онзаработал не молодецкой выправкой на парадах. Жуткий штопаный рубец на груди,рваный след выходного отверстия на спине… выпуклый шрам поперёк живота,оставленный секущим ударом, – хотели выпустить кишки, не получилось…Замысловатая татуировка у плеча с надписью по-латыни: «Мёртвые всегда молчат».

Оглянувшись, Маша не удержалась, подошла к мужу вплотную,коснулась ладонями твердокаменного, похожего на стиральную доску пресса.Кажется, должна была уже насмотреться, привыкнуть… нет. Всё равно мороз покоже, стоит только представить, как горячей сталью да по живому… по родному…Как именно, Иван не рассказывал никогда.

– Мужики… – прошептала она. – Глаз да глаз завами… Лезете куда не надо… Исполосовали всего…

– Ну, не всего. – Широкие ладони бережносомкнулись на её талии и приподняли, оторвав от песка, чтобы было удобнеецеловать. – Самое главное всё-таки оставили… кажется. Проверить бы…

– А что, есть сомнения?..

Машин смех был очень счастливым. Она закрыла глаза,чувствуя, как от крестца к затылку медленно поднимается блаженная хмельнаяистома.

– Ура, на мины! – Оттягивая наслаждение, Иван небез труда разжал объятия и в облаке брызг напористо попёр в озеро. – ЗаРодину! За Сталина…

Скажи кому у них в институте, что суровый замдиректора порежиму был способен дурачиться как мальчишка, – не поверили бы.

* * *

Они давно знали всю институтскую охрану в лицо, и охранатоже знала учёных. Никаких формальностей, сплошное «Доброе утро,Веня-Вера-Алик-Марина Львовна, доброе утро, Лев Поликарпович!» И вдруг – делобыло около года назад – в один прекрасный день, явившись на службу в родной«Гипертех», Маша с папой обнаружили на вахте совершенно незнакомые физиономии.И – происходивший по всем правилам шмон. «Новые режимщики! – сообразилпапа, профессор Лев Поликарпович Звягинцев. – Вместо Засранцева! – Фамилияпрежнего заместителя по режиму была Саранцев. – Значит, сняли-таки! Вконецпроворовался небось…»

Трое вежливых новичков, по виду отпетые головорезы, усердносличали сотрудников с фотопортретами на пропусках. Четвёртый такой же, толькопостарше, видимо главный, молча стоял поодаль, и у него был настороженныйвзгляд человека, вбирающего большой объём зрительной информации. Минуятурникет, Маша встретилась с ним глазами – и слегка вздрогнула, осознав, чтоиспугалась бы этого человека, даже увидев по телевизору. Ничего себе новыйзаместитель директора!.. Этакая ходячая жуть: полных два метрапружинно-таранной физической мощи. Не в кабинетном кресле сидеть, а с ножом взубах из окна прыгать. С четвёртого этажа. В качестве утренней зарядки… Толькопотом Маша сообразила, что почувствовала не просто испуг. От испуга в животеразбегается холод, и всё. Без одуряющих, точно шампанское, волн попозвоночнику… Но это после, а тогда она поспешно потупилась, и на уровне еёглаз оказалась нашивка на груди серо-пятнистого комбинезона.