Агония - Оксана Николаевна Сергеева

из себя раздражение. — Сама не знаю, откуда взяла. Говорю же, идиотизм какой-то. Бес попутал. Владик-Вадик, Вадик-Владик, блин. Язык от вина заплелся.

— Точно?

— Алиса, я бы тебе рассказала. Нет у меня никого, кроме Влада. Самое обидное, что поругаемся сейчас из-за сущей глупости. Из-за ничего. Такой злой ушел, ужас просто. А я не хочу ругаться, нафиг мне эти разборки. Чё делать-то?

— Чуе делать… Минет делать! — заржала Казакова.

Чарушина нервно засмеялась и заерзала на диване, собираясь с мыслями.

— Обойдется. Я столько не косячу.

— Не? — Алиса выразительно посмотрела на подругу. — Ну, правда… Не-е-е?

— М-м-м, — покачала головой.

— То-то он и бесится. Ты ему недодаешь, вернее, не берешь! — снова захохотала Казакова. — Хотеть надо мужика! Хотеть!

— Чё его хотеть, он чё мороженое, — мрачно пошутила Регина.

Влад, кстати, бывало, обвинял ее в холодности. Она не понимала, что не так и что ему еще от нее надо. Признаний в любви? Так для таких громких слов тоже время нужно. Что попусту бросаться?

— Хоть у меня к твоему Владосу и спорное отношение, но в данной ситуации… — наморщила Алиска нос и закончила нехотя: — Поставь себя на его место. Две недели не виделись, он весь обскучался… пришел… а ты его чужим именем встретила.

— Стою, — хмуро отозвалась подруга, — вот именно на его месте я сейчас и стою. Как объясняться теперь? Что объяснять? Попробуй докажи, что нет никакого Вадика. Не хочу с ним ругаться… — Взяла телефон и набрала номер Владислава. Он ответил сразу, и это уже радовало. — Владик, пожалуйста, не обижайся. Так глупо все вышло. Завтра поговорим, хорошо? Только не злись…

* * *

— Вадь… — позвала Соня, выходя из ванной и натягивая платье.

— Ау, — Вадим потер лицо и глянул на Соньку.

— Слушай, дай денег, а? — Вытащила из горловины темные волосы, поправила на крепких загорелых бедрах синий подол и застегнула молнию на боку.

— Денег на новую юбочку?

— На такси, блин! Серьезно. Я без налика вообще. Чего лыбишься? — спросила и сама в ответ улыбнулась, сверкнув черными глазами.

Потому что невозможно к его улыбке остаться равнодушной. Она у него открытая, честная. Да и сам он такой — честный. До грубости. И плевать, что и кто о нем подумает.

— Я б тебя… вот прям шкуру бы содрала… — Села на кровати около него и пригнулась. Растопырила пальцы, будто собиралась вонзить ему в плечи свои длинные ногти.

— Зачем тебе моя шкура?

— Сама не знаю. Чтобы было.

Такое хищное желание он у нее вызывал всегда. Знакомы много лет, а ощущение не пропадало — по нервам Шамрай бил одним своим присутствием. Из таких он, которые в постель взглядом укладывают.

Соня тронула его темные коротко стриженные волосы. Они чуть длиннее, чем он носил раньше. Сейчас Вадим пострижен под «бокс».

— Тебе так хорошо, — улыбнулась.

— Да? — смотрел на нее спокойно и выжидательно.

Глаза у него серые. Светлые, яркие, чистые. Сонька знала, что они другими могут быть: ледяными. Блестящими, словно зеркало, что кроме собственного отражения ничего не увидишь.

— Угу. И с бородой. А то как побреешься, у тебя рожа каменная.

Грубовато сказала, но правда. Да и Вадька не обидится. Лицо у него волевое, словно из камня выточенное и отполированное, нос прямой широковатый. Плотная щетина смягчала черты, делая их еще ярче и выразительнее. Брови казались еще темнее, ресницы гуще.

Вадим захохотал, и Сонька дернулась от него, усевшись прямо и чуть подальше.

— Сволочь ты. Вроде столько лет тебя знаю, а все девственницей себя чувствую.

— Плохо и больно? — снова засмеялся.

— Нет. Каждый раз страшно стесняюсь, перед тем как трусы снять, — захохотала.

— Угу, — кивнул и закончил за нее: — А потом думаю, хрен с ним, пусть Вадя снимает.

— Шамрай, ни один мужик не умеет делать этот так, как ты. Верь моему слову, я знаю, о чем говорю. И Светка меня убьет. Сказала, чтобы я к тебе не приближалась, — засмеялась, как будто виновато наморщившись.

Еще ей нравилось, что ему можно все прямо говорить. Все, что на душе. Как есть. Что думаешь. Сама не всегда его понимала, но с ним быть не понятой не боялась.

Любят его бабы, что ни говори. И у него к ним особое чутье. Наверное, из-за сестры-двойняшки. Они со Светкой и внешне очень похожи, и эмоционально сильно связаны. Даже живут рядом: она — этажом ниже.

Вадим кивнул, улыбнувшись:

— Светуля у меня заботливая.

— Боится, что наша особенная дружба вдруг перерастет в нечто большее, — шепнула, словно секрет большой выдала.

— Чего-чего?

— Угу, я, когда долго тебя не вижу, страшно скучаю. А потом ты приезжаешь, я в тебя немножко влюбляюсь.

— Это ненадолго. Смотайся к кому-нибудь из своих — все пройдет.

— Вот умеешь ты охладить мои романтические порывы! — весело воскликнула, откинув черные кудри за спину.

— Конечно. Я ж тебе потом сопли подтирать не буду, — засмеялся Шамрай.

— Эх-х-х, — картинно вздохнула. — Ты безнадежно зачерствел в своем Катаре, высох, как сухарь.

— Да что ты. Я очень сентиментальный человек. Меня даже реклама на нашем телевидении до глубины души трогает.

— Нет, правда! Думаешь легко найти мужика, который хорошо оттрахает? Даже не представляешь!

— Слав тебе, боженька, мне и не представить, — с усмешкой качнул головой.

— А мужика, с которым можно открыто и без комплексов говорить обо всем на свете, найти еще труднее.

— Так ты поговорить приходила? — иронично улыбнулся Вадим.

Соня захохотала, но ее хохот тут же перешел в вопль, когда в квартире птичьей трелью зазвенел дверной звонок:

— А-а-а-а, Светка пришла! — вскочила и одернула платье.

— Да, это она, — откинув одеяло, Вадим поднялся с постели и ушел в гардеробную, чтобы натянуть спортивные штаны. Не встречать же сестру в чем мать родила.

— Вадя, где моя сумочка? — кинувшись искать свой клатч, обежала круглую кровать.

— Не знаю.

— А чулки?

— Не помню. Внизу, наверное.

Смеясь, Соня сбежала по прозрачным стеклянным ступеням в гостиную.

— Точно, внизу…

Сумочку обнаружила на консоли около телевизора. Чулки валялись у дивана.

Усевшись, натянула один чулок на руку, но, обнаружив стрелку, с раздраженным выдохом стянула. Скомкала оба, выбросила в мусорное ведро на кухне и побежала за Вадимом. Он уже вышел в коридор, отделяющий жилую часть квартиры от входной двери.

— Чулки порвала, блин.

— Бедствие какое. — Вадим вытащил из шкафа куртку, пошарил по карманам и достал бумажник.

Соня влезла в туфли на высокой шпильке и открыла дверь.

— Я твои вещи из химчистки забрала… — начала Света, но оборвалась, — охренеть… Ты уже тут.

— Я тут как здесь, а здесь как там! — хохотнула Соня и чмокнула подругу в