По следу единорога - Майк Резник

— А чего вы им сделали?

— Ни черта.

— Так чего ж они на вас взъелись?

— Вовсе даже и не на меня, — возразил детектив. — Просто они еще этого не знают.

— Чего-то я не улавливаю. Мэллори вздохнул.

— Нику нужна была ссуда, чтобы отправиться на запад:

Дорин совмещает в себе множество качеств — и дурных, и хороших, но ни одно из них не числится в разряде дешевых, так что они шантажировали кое-кого из наших клиентов.

— А расхлебывать предоставили вам? Мэллори кивнул.

— Смахивает на то, что одному из них представление Ника о методах накопления стартового капитала пришлось не по нраву.

— Так вы бы лучше сказали им, что это не ваша вина.

— Я и собираюсь. Просто пока как-то случай не подвернулся. Что-то в выражении их лиц подсказало мне, что они не расположены к переговорам. Думаю, за пару деньков они поостынут, и мы все уладим.

— Как? — не удержался от вопроса Иезекииль.

— Ну, если ничего другого не выйдет, дам им калифорнийский адрес Ника.

— Это на вас не похоже, мистер Мэллори.

— Я занялся этим делом, чтобы ловить шантажистов, а не укрывать их, — отрезал Мэллори.

— Вот я завсегда ломал об этом голову.

— О чем?

— С чего люди становятся сыщиками. Это вовсе не так завлекательно, как показывают по телику.

— Тебе бы стоило взглянуть на дело с этой стороны.

— Так чего ж вы им занялись?

— Не знаю, — развел Мэллори руками. — Наверно, — a,b`%+ao фильмов Богарта[3]. — Он забрал бутылку, подлил виски в кружку, отхлебнул и поморщился.

— Действительность оказалась чертовски непохожей на мои мечты, скажу я тебе. По большей части я кажусь себе фотографом, работающем на «Хастлер», а когда мне взаправду повезет сцапать ворюгу или торговца наркотой, он оказывается на воле прежде, чем я успею вернуться в контору. — Он помолчал. — Но больше всего я расстраиваюсь из-за Вельмы.

— Я не знаю никакой Вельмы, — заметил Иезекииль.

— Я тоже, — признался Мэллори. — Но мне всегда хотелось иметь длинноногую секретаршу по имени Бельма. Так, ничего особенного: в нарядах от Фредерика из Голливуда, рабски мне преданную и, скажем, самую чуточку не в меру чувственную — просто типичную секретаршу детектива. — Он уставился на бутылку. — А взамен получил Грейси.

— Она неплохая дамочка.

— Не спорю. Но она весит две сотни фунтов, за два года не приняла толком ни одной телефонограммы, болтает только о диатезе своих детей, да вдобавок я вынужден делить ее с одноглазым дантистом и портным, обвешанным золотыми цепочками, как елка. — Детектив задумчиво помолчал. — Пожалуй, переберусь-ка я в Денвер.

— А почему в Денвер?

— А почему бы и нет?

— Вы завсегда болтали про то, чтоб выйти из дела и перебраться куда-нибудь, да только ни разу этого не сделали.

— Может, на этот раз сделаю. Надо присмотреть себе что-нибудь получше Манхэттена. — Мэллори ненадолго примолк. — Говорят, в Фениксе довольно мило.

— Я бывал там. Там можно в самую полночь жарить яичницу прямо на мостовой.

— Тогда в какую-нибудь из Карелии. Иезекииль бросил взгляд на часы.

— Ну, мне пора, мистер Мэллори. — Он встал и направился к двери. — Доброго вам вечерка.

— Тебе тоже.

Выйдя в коридор, старик прикрыл за собой дверь. Мэллори подошел к окну и пару минут вглядывался сквозь грязное стекло. В конце концов он оторвал со стены чешуйку оглупляющейся краски, поразмыслил над тем, как может такая пустая комнатенка выглядеть столь тесной, и вернулся за стол. Снова откупорив бутылку, он отпил глоток за светлую память очаровательной Вельмы, которой не было на свете. Потом еще четыре — в честь четырех противоестественных половых актов, предложить которые Дорин ему так и недостало отваги (и каковые она как пить дать сейчас с радостью выделывает с Фаллико в эту самую секунду), еще один — за последний выигранный заезд Пролета (разумеется, если он в самом деле выиграл хоть один заезд в туманном, отдаленном прошлом; вполне может быть, что он восемнадцать раз отставал на самый волосок) и еще — за год, наконец-то дотащившийся до ' "%`h%-(o.

Он уж хотел было помянуть горькой чашей утраченные тапочки, когда вдруг узрел стоящего перед столом зеленого человечка и с восхищением объявил:

— Ты просто прелесть! А где же розовые слоны?

— Джон Джастин Мэллори?

— Прежде ваш брат не разговаривал, — пожаловался Мэллори. — Обычно вы сидите вокруг, распевая «Санта Лючия». — Он с прищуром огляделся. — А где остальные?

— Пьяны, — с отвращением бросил эльф. — Так дело не пойдет, Джон Джастин. Совсем не пойдет.

— Остальные пьяны?

— Нет. Вы пьяны.

— Разумеется. Потому-то я и вижу зеленых человечков.

— Я не человек. Я эльф.

— Как заблагорассудится, — пожал плечами Мэллори. — По крайней мере ты маленький и зеленый. — Он снова оглядел комнату. — А где слоны?

— Какие еще слоны? — не понял эльф. — Мои слоны, — сказал Мэллори, словно втолковывал очевидный факт туповатому ребенку. — Кто ты и что тут делаешь?

— Мюргенштюрм.

— Мюргенштюрм? — переспросил Мэллори, нахмурившись. — По-моему, он этажом выше.

— Нет. Это я Мюргенштюрм.

— Присаживайся, Мюргенштюрм. Можешь сделать глоточек перед тем, как пропадешь. — Мэллори прикинул, сколько осталось виски. — Крохотный глоточек.

— Я здесь не ради выпивки, — отрезал Мюргенштюрм.

— Благодарение небесам за маленькие одолжения, — пробормотал Мэллори, поднося бутылку к губам и осушая ее. — Лады, — он швырнул пустую бутылку в корзину для бумаг, — я закончил. А теперь можешь петь свою песню, плясать свой танец или сделать, что ты сам собирался, и уступи место слонам.

Мюргенштюрм состроил недовольную гримасу.

— Надо протрезвить вас, и побыстрее.

— Если ты это сделаешь, то исчезнешь, — возразил Мэллори, осовело уставившись на него.

— И почему это должно было свалиться на меня в канун Нового года? — проворчал эльф.

— Наверное, потому, что вчера было тридцатое декабря, — рассудительно заметил Мэллори.

— И почему пьяница?

— Эй, попридержи коней! — воскликнул Мэллори. — Может, я и пьян, но я не пьяница!

— Без разницы. Вы нужны мне сейчас, а работать вы не в состоянии.