Посланник бури - Джей Си Сервантес

– Ты что-то учуяла?

Надеюсь, не гремучую змею. Ненавижу змей. Но знакомого шуршания не было слышно, и я расслабился.

– Признавайся, еще одного рогатого зайца испугалась?

Рози тявкнула на меня.

– Испугалась, не спорь!

Неожиданно она рванула с места.

– Эй! – крикнул я, бросившись следом. – Подожди!

Я нашел Рози четыре года назад. Она бродила по пустыне, и я подумал, что ее кто-то выкинул. Она была тощей и пугливой – видимо, с ней плохо обращались. Я упросил маму оставить ее и пообещал, что буду сам зарабатывать ей на корм. Как и у большинства боксеров, шерсть у Рози была светло-коричневой, только с черными пятнами по всему телу, включая болтающиеся уши, поэтому я и решил, что в ней есть что-то от далматинца. А еще у нее было только три ноги, так что мы с ней, как говорится, нашли друг друга.

Когда мы подошли к подножию вулкана, я остановился как вкопанный. На песке, залитом лунным светом, отчетливо виднелись отпечатки лап – крупные, с длинными когтями. Я наступил на один из следов – моя ступня 44-го размера была раза в три меньше этой лапы. Эти следы определенно не мог оставить койот. Я подумал было о медведе, только они не водятся в пустыне.

Опустившись на колени, я принялся изучать отпечатки. Мне не составило бы никакого труда заметить огромные следы и без лунного света, потому что в темноте я видел превосходно. Мама говорила, это мой священный дар, который я якобы получил от предков. Или что-то типа того. Я же называл это еще одной своей странностью.

– Знаешь, Рози, они даже для динозавра слишком большие.

Рози повела носом, принюхалась еще раз и тихонько поскулила.

Я пошел по следам, но внезапно они оборвались, словно существо, что их оставило, исчезло. По спине прошел холодок.

Рози снова заскулила, настороженно косясь на меня карими глазами, будто хотела сказать: «Давай уже пойдем отсюда!»

– Ладно, вперед, – быстро сказал я, и собака немедленно бросилась по склону вулкана вверх.

Мы начали взбираться по петляющей тропе и, миновав секретную пещеру, вход в которую я предусмотрительно завалил сухими ветками кустарников, вышли на край обрыва почти на самой вершине.

Прямо передо мной раскинулся захватывающий дух вид. На востоке пустыня сливалась с блистающим ночным небом, на западе мерцали огоньки города, отделенного от плоскогорья долиной. А дальше? Расплывчатая горная гряда, ощетинившаяся острыми пиками, стоявшими плечом к плечу, как строй солдат.

Здесь было мое самое любимое место во всем мире. И хотя я никогда не выезжал за пределы Нью-Мексико, я много читал о других местах. Мама постоянно твердила мне, что вулкан опасен, правда, никогда не поясняла, чем именно, но для меня он был самым тихим и спокойным местом. А еще тем местом, где я тренировался. После того, как врачи развели руками и сказали, что шансов восстановить хромую ногу нет, я начал изнурять себя бесконечным хождением по Бестии вверх и вниз с единственной мыслью: если мои ноги станут сильными, возможно, хромота будет не так заметна.

Чуда не случилось. Но мои тренировки на краю обрыва не прошли даром: научившись держать равновесие, я превратился в гуру эквилибристики. А это чертовски полезный навык, когда в школе тебя постоянно толкают.

Я отложил трость и начал осторожно двигаться по краю кратера, раскинув руки в стороны. Если бы мама увидела, что я делаю, она бы меня убила. Один неверный шаг, и я скачусь на камни вниз.

Рози шныряла позади меня, обнюхивая землю.

– Что, если притвориться больным? – произнес я, все еще обдумывая варианты, как избежать посещения «Святого Духа». – Или запустить в столовую крыс… школа же не может работать без столовой?

Интересно, а есть ли вообще столовые в католических школах? Одна только проблема: все это избавит меня от учебы на пару-тройку дней, не больше.

В небе послышался низкий рокот.

Мы с Рози остановились и задрали головы. К вершине Бестии приближался маленький самолет. Он пронесся мимо, развернулся и полетел назад.

Я отошел от края кратера и помахал рукой в надежде, что меня заметит пилот. Но самолет не стал приближаться, а вместо этого принялся выписывать зигзаги, словно пилот рехнулся. Сначала я подумал, что он «боррачо», то есть пьяный, но полет все-таки выровнялся и самолет устремился прямо на меня, быстро приближаясь. Я подумал, что пора бы ему набрать высоту, и в этот мгновение пилот направил нос машины прямо в кратер вулкана. Крылья пронеслись так близко, что я различил болты, скрепляющие металл. Меня чуть не сбила воздушная волна, но я устоял.

Что-то начало светиться внутри кабины. Какой-то неестественный желтовато-голубой свет. То, что я увидел внутри, было, скорее, галлюцинацией или оптическим обманом. В кабине был не пилот. Это было НЕЧТО. Нечто с головой пришельца, выпученными красными глазами, безносый, с острыми длинными клыками, торчащими изо рта. Ага, все правильно. Какой-то чувак, похожий на инопланетянина или черта, влетел на самолете в кратер Бестии! Все произошло как при замедленной киносъемке. Я услышал омерзительный грохот, а следом – мощный взрыв, с такой силой потрясший все вокруг, что, казалось, планеты сойдут с орбит.

Не удержавшись, я упал и покатился к краю. Пламя, вырвавшееся из кратера, чуть не опалило меня. Где-то в стороне залаяла Рози.

– Рози!

И прежде, чем до меня дошло, что случилось, я начал падать все ниже, ниже и ниже, прочь от Бестии, от любимой собаки и от своей привычной жизни.

Я открыл глаза. Надо мной чернело небо, мир вокруг умолк, словно в уши натолкали ваты.

Со стоном я повернулся набок и понял, что скатился с обрыва метров на пять вниз. В голове шумело, я быстро осмотрел себя и, к счастью, обнаружил лишь ссадины на локтях и запястьях. Следующей мыслью было: Рози! Где она?

Вскочив на ноги, я принялся лихорадочно вертеть головой, вглядываясь в темноту.

– Рози! Ко мне!

Собака не отзывалась, и я решил взобраться на самую вершину. Но тут где-то у подножия Бестии раздался ее лай.

– Рози!

Едва не падая от головокружения и тошноты, я захромал вниз, к началу тропы.

Я спешил, сердце колотилось, и, добравшись до подножия, я присел на корточки, чтобы выровнять дыхание. В этот момент ко мне подбежала мама. Она рухнула передо мной на колени и едва не задушила в объятиях, прижав к себе. В глазах у нее стояли слезы, с губ срывался беспорядочный поток всевозможных испанских слов – в основном, «Грасиас а диас»[1] – она всегда переходила на испанский, когда была сильно напугана.