Звездная река - Гай Гэвриэл Кей

Туань Лун учил этому ту же горстку своих учеников (но никогда на уроке). «В Ханьцзине, при дворе, все еще утверждают, что правят миром, – говорил он, – и на экзаменах полагается отвечать на вопросы именно так». «Как может мудрый министр использовать варваров для контроля над варварами?»

Даже когда они вели войны с кыслыками, они никогда не побеждали. Набранные в армию крестьяне составляли большую армию, но необученную, и всегда не хватало коней.

А если дань, которую дважды в год платили гораздо более опасным сяолюй на севере, называли дарами, то это не меняло их реальной сути – об этом тоже говорил их учитель за вином в конце дня. Этим серебром и шелком покупала мир империя, все еще богатая, но съежившаяся – и духовно, и территориально.

Опасные слова. Его ученики наливали ему вина. «Мы потеряли наши реки и горы», – пел он.

Жэнь Дайянь, пятнадцати лет от роду, по ночам видел сны о славе и размахивал бамбуковым мечом в лесу на рассвете, воображал себя командующим, посланным отвоевать их потерянные земли. Такое может произойти лишь в воображении юноши.

«Никто, – говорил учитель Туань, – не играет в поло, совершенствуя навыки наездника, во дворце и в парках Ханьцзиня, как когда-то за стенами дворцового парка в Синане или на городских лугах». Гражданские чиновники в красных и алых поясах не гордятся своими навыками верховой езды и не упражняются с мечами или луками, стараясь превзойти друг друга. Они отращивают ноготь на мизинце левой руки, чтобы показать миру, как они презирают подобные вещи, и прочно держат военных командиров под каблуком. Они выбирают военачальников из своих собственных искусственно созданных рангов.

Именно впервые услышав обо всем этом, как запомнил мальчик Дайянь, он и начал ходить в эту рощу, когда позволяли ему обязанности и дождь, и вырезать себе мечи. Он дал мальчишескую клятву, что если сдаст экзамены и попадет ко двору императора, то никогда не отрастит ноготь на мизинце.

Он читал стихи, заучивал наизусть классику, обсуждал ее со своим отцом, который был человеком добрым, мудрым и осторожным и никогда не мог даже мечтать об экзаменах.

Мальчик понимал, что учитель Туань – человек обиженный. Он видел это с самого начала занятий в школе, умный младший сын секретаря, которого учили правильно писать и заучивать наизусть работы Мастеров. Умный, усердный, уже хорошо владеющий кистью. Возможно, настоящий кандидат на сдачу экзаменов. Его отец мечтал об этом. И мать тоже. Если сын этого добьется, это будет такой гордостью для семьи. Это может проложить им дорогу к богатству.

Дайянь это понимал. Он был наблюдательным ребенком. Он только что подошел к той границе, когда детство останется позади. Позднее в тот же самый день, собственно говоря, ему и предстояло закончиться.

После трех-четырех чашек рисового вина их почтенный учитель иногда начинал читать стихи или петь грустные песни о захвате четырнадцати префектур племенем сяолюй двести лет назад – «Потерянных четырнадцати». То были земли за развалинами Длинной стены на севере. «Стена теперь потеряла всякий смысл, – сказал он ученикам, – волки бегают сквозь нее, овцы пасутся по обе стороны, то там, то здесь». В песнях, которые он пел, звучала тоска разбитого сердца – там, на тех потерянных землях, осталась побежденная душа Катая.

Так говорилось в песнях, но они были опасными.

* * *

Ван Фуинь, супрефект того же города Шэнду, префектуры Хонлинь, провинции Сэчэнь, на двадцать седьмом году царствования императора Вэньцзуна из Двенадцатой династии, утром того дня был в ужасном настроении.

Он не стеснялся в выражении своих чувств (но только не во время доклада префекту, который был родом из очень хорошей семьи и внушал ему страх). Но сведения, которые ему только что сообщили, так его расстроили и так недвусмысленно требовали от него действий, что он просто потерял дар речи. А рядом не оказалось никого, кого можно было бы выругать, в этом-то и была суть проблемы.

На тот случай, когда кто-нибудь приезжал в любую из управ Катая из деревни и сообщал о предполагаемом убийстве, существовали очень подробные инструкции о порядке действий, которые обязана предпринять гражданская администрация этой управы, что характерно для жесткой бюрократической иерархии.

Начальник полиции супрефектуры должен отправиться в указанную деревню с пятью лучниками для его охраны и поддержания порядка в том месте, где могут возникнуть беспорядки. Он должен провести расследование и доложить. Он обязан выехать в тот же день, если известие пришло в управу до полудня, или на рассвете следующего дня, если после полудня. Трупы быстро разлагаются, подозреваемые сбегают, улики могут исчезнуть.

Если начальник полиции окажется в другом месте, когда принесли это известие (как в этом случае), добросовестный судья должен отправиться туда лично и провести расследование в сопровождении пяти лучников и при тех же временных ограничениях.

Если же судья, по какой-либо причине, также отсутствует или болеет (как в данном случае), тогда супрефект обязан немедленно поехать туда и расследовать это дело, в том числе провести дознание.

Это, увы, означало, что должен ехать Ван Фуинь.

В этих инструкциях все было совершенно ясно. Отказ подчиниться мог повлечь за собой удары тяжелой палкой, понижение в должности, даже увольнение с гражданской службы, если твои начальники тебя недолюбливают и только ищут предлога.

О должности чиновника мечтают после сдачи экзаменов на степень «цзиньши». Получение должности супрефекта, даже в далекой глуши западной провинции, было шагом, важным шагом на пути, который может привести назад в Ханьцзинь, к власти.

Нельзя провалиться в подобном деле, да и в любом другом. Сделать неверный шаг так просто. Можно по ошибке присоединиться не к той фракции или иметь неправильных друзей в разделенном враждой императорском дворе. До сих пор у супрефекта Ван Фуиня, конечно, не было друзей при дворе.

В это утро в управе находилось три секретаря, разбирающих документы, читающих письма, составляющих налоговые ведомости. Все местные жители. И все они видели жалкого, испуганного крестьянина, который приехал на ослике, мокрый и грязный, до полудня, а потом слышали, как он рассказывал об убийстве мужчины в деревне семьи Гуань, находящейся отсюда на расстоянии почти целого дня долгого, трудного, опасного пути верхом на восток, в сторону Двенадцати Пиков.

«Возможно, одного дня не хватит», – подумал Ван Фуинь. Это означало ночевку по дороге в какой-нибудь промокшей лачуге с земляным полом, полной блох и крыс, под одной крышей с домашними животными, горсть плохого риса на ужин, кислое вино или никакого вина, жидкий чай, а вокруг, в холодной ночи, будут рычать тигры и бандиты.

«Ну, бандиты вряд ли будут рычать», – поправил себя Фуинь (дотошный, любящий точность человек), но все равно…

Он посмотрел на бледное восходящее солнце. Ночью шел легкий дождь, уже третью ночь подряд, слава богам, но осенний день обещал быть теплым. Невозможно также отрицать, что все еще стоит утро, а секретари знают правила.