Люблю тебя врагам назло - Татьяна Никандрова

Белла и Венера не любят копаться в саду, от этого их маникюр портится. Мама тоже работает только в перчатках. А вот мне нравится земля. Люблю, как она пахнет, и какова она на ощупь. Земля — это жизнь. Из нее произрастают овощи, деревья и цветы. Как можно ее не любить?

Мой папа — успешный бизнесмен. А мама после замужества не работала ни дня. Денег у нас всегда было предостаточно. И на вещи, и на машины, и на путешествия. Иногда мне кажется, что отцовские доходы испортили моих сестер. Порой они были слишком меркантильными: оценивали людей по одежде и не соглашались встречаться с парнями без тачки.

Конечно, теперь времена их свиданий в прошлом. У обеих есть парни, если их можно так назвать. Месяц назад Белла получила от своего Анатолия предложение руки и сердца, и теперь наша семья готовилась к пышной свадьбе.

Анатолию тридцать четыре, и, по-моему, он уже начал лысеть. Вы знаете, у мужчин так бывает, что волосы надо лбом становятся очень редкими и образуют форму сердечка. Со стороны это выглядит довольно забавно, но, кажется, Беллу это не смущает. Может, потому, что Анатолий занимается строительством торговых центров в нашем городе и ездит на машине, которая стоит как двухкомнатная квартира?

Венера, наверное, тоже скоро выйдет замуж. Ну, по крайней мере она говорит об этом не менее пятнадцати раз на дню. Серьезно, я считала. До помолвки Беллы эта цифра была в три раза меньше.

Венера встречается с Федом. Он сын одного местного банкира и в целом неплохой парень. Правда, он частенько доводит Венеру до слез тем, что слишком часто тусуется в клубах в обществе сомнительных девушек. Но чего моя сестра ожидала от парня, с которым она сама познакомилась в баре и с которым переспала на втором свидании?

По сравнению с личной жизнью Венеры, напоминающей кипящий страстями бразильский сериал с бурными ссорами и не менее бурными примирениями, моя больше походила документальное кино о космосе.

Я и Артем вместе уже четыре года. Он сын папиного бизнес-партнера. Мы познакомились, когда мне было тринадцать, и сразу понравились друг другу. Родители всячески способствовали нашему союзу, а я не видела смысла им перечить.

Артем был старше меня всего на три года. Умен, обаятелен и красив. Он тоже любил книги, учился на юридическом факультете и, как говорила моя мама, имел перспективное будущее. Почему бы и нет?

Обычно мы с Артемом встречались раза три в неделю. Он забирал меня после школы и вел в какой-нибудь "приличный" ресторан. Артем был очень щепетилен в вопросах приличия. Он ходил только в "приличные" магазины, стригся только в "приличных" парикмахерских и общался только с "приличными" людьми.

Иногда я подшучивала над ним из-за этого, но Артем говорил, что я еще маленькая, и ничего не понимаю. "Связи и с статус в обществе решают все!" — пояснял он мне, когда я высмеивала его стремление везде и всегда производить благоприятное впечатление.

После ресторана мы иногда шли в кино, а иногда просто гуляли. Артем часто бывал у нас дома, и родители встречали его как дорогого гостя. Мама тут же начинала суетиться, наливала чай и доставала самые вкусные конфеты.

Сладости, кстати, в нашем доме всегда хранились в верхнем ящике кухонного гарнитура. Все дело в том, что в нашей семье конфеты и печенье ели только я и отец. Мать и сестры были одержимы манией сохранения фигуры, поэтому убирали вкусняшки подальше от своих глаз, чтобы не соблазняться ими лишний раз.

Мы с папой из-за фигуры особо не заморачивались, так что ели сладкое столько, сколько хотели. Мой папа вообще жил и действовал так, как пожелает. Захотел уехать на рыбалку на три дня — уехал. Захотел купить себе новый автомобиль — купил. С мамой он практически не совещался, но она не возражала. Ведь его денег хватало и на то, чтобы она тоже ни в чем себя не ограничивала.

Что касается моих желаний, то у меня была мечта, о которой никто не знал. Я бы хотела стать известной поэтессой, как Цветаева или Ахматова.

Дело в том, что уже несколько лет я пишу стихи. Разные. В основным про жизнь, про книги и про совершенствование мира. Пишу в стол, потому что мне страшно их кому-то показать. В этих стихах моя душа. Такая, какая есть. А показывать обнаженную душу всегда боязно. Вдруг обсмеют, обругают или скажут, что неталантливо? А душа у меня очень ранимая, от таких слов сразу заболеет. Поэтому я не знаю, хватит ли у меня смелости на то, чтобы показать их миру.

Вот так вкратце можно описать мою жизнь. Ничего особо впечатляющего или фантастического, но я ее люблю. Обожаю свой дом, очаровательный садик, волонтеров-единомышленников, родителей и даже сумасбродных сестриц. В моей жизни все размеренно и спокойно. И мне нравится этот покой.

Поэтому, если бы кто-то сказал мне, что совсем скоро моя жизнь перевернется с ног на голову и уже никогда не будет прежней, я бы не поверила. А зря.

Ярослав

7:00. Подъем. Зарядка. Завтрак. Все, как всегда. Утренний распорядок за семнадцать лет жизни настолько прочно въелся в мой мозг, что вряд ли у меня когда-нибудь получится просыпаться в другое время.

— Че от тебя директриса-то хочет? — склонившись над творожной запеканкой, спросил Сева.

— Да хрен ее знает, сам без понятия, — ответил я.

— Странно. Ведь только три дня назад из лагеря вернулись. Когда ты успел накосячить?

— Че гадать? После завтрака узнаю.

У меня и правда не было предположений, чего это я вдруг понадобился директрисе нашего детского дома в августе, еще до начала занятий. С бухлом не палился, Юлька из лагеря залететь не могла, сигареты не воровал.

Директриса была женщиной лет пятидесяти с короткими седыми волосами и вечно поджатыми губами. Наверное, ее рот деформировался из-за того, что ей по сто раз на дню приходилось разруливать всякие отстойные ситуации с воспитанниками, персоналом, полицией и многочисленными проверяющими органами, которые регулярно к нам наведывались.

Любопытно, что "проверку" больше всего интересовало соответствие условий нашего проживания всяким там гигиеническим и санитарным нормам. Например, они по какой-то причине сочли неправильным наличие цветов в горшках в девчачьих комнатах. Вот писку-то было. Но деваться некуда. "Проверка" сказала, значит надо убрать.

Директриса ждала меня, откинувшись на спинку своего кресла. Ее серые глаза с прищуром быстро скользнули по мне, и она жестом пригласила меня сесть. Я опустился на стул.

— Калашников, у меня к тебе серьезный разговор, — начала она. — Не знаю, слышал ты или нет, но с этого учебного года в рамках проекта социализации воспитанники сиротских учреждений получают возможность ходить в обычные общеобразовательные школы.

Она замолчала и выжидательно посмотрела на меня.

— Ага. Круто. И что дальше? — нарушил я тишину.

— Я приняла решение, что в одиннадцатый класс ты пойдешь в школу № 18, с администрацией мы договорились.