Дом в небе - Сара Корбетт

– Давай-ка поглядим, что там внутри, – предложил Марк однажды, показывая на зеленый мусорный ящик возле нашего дома.

Это было несколько недель спустя после приезда в Силван-Лейк. Стоял погожий сентябрьский денек. Мы возвращались из школы. Я училась в четвертом классе, а Марк в шестом. Друзей у нас пока не было. Местные дети, видя, что мы бедны, отнеслись к нам равнодушно.

Марк взялся за край ящика, подтянулся и прыгнул внутрь. Секунд через пятнадцать из ящика показалась его голова. Лицо раскраснелось от возбуждения, в руке он сжимал пустую бутылку из-под пива «Лабатт».

– Или сюда, Аманда, – позвал брат, размахивая бутылкой, – здесь деньги!

Наш огромный мусорный ящик служил вместилищем отходов для жителей всей округи. Каждую среду приезжал грузовик, чтобы опорожнить его себе в кузов. Этот ящик стал для нас чем-то вроде бассейна в закрытом клубе. Его внутренности, даже в холодные октябрьские дни, были сырые и осклизлые, как куча гнилых листьев, и воняли прокисшим молоком. Мы ползали среди переполненных мусором полиэтиленовых мешков, откуда вытекала и вываливалась разная дрянь, и наши голоса гулко отдавались в железных стенках ящика. Вскрыв мешок, Марк принимался разбирать его содержимое. Банки и бутылки он швырял в траву под нашим окном, а прочие ценные находки – мелочь, старую губную помаду, пузырьки из-под пилюль, фломастеры – совал в задний карман или отдавал мне. Однажды он выудил из мусора пушистый розовый свитер, который пришелся мне впору. Марк передернул плечами от негодования:

– Боже, эти люди совсем рехнулись!

Банки и бутылки мы собирали в пакеты и тащили в лавку, где принимают пустую посуду. От нас несло тухлятиной и прогорклым пивом, но это было нам нипочем. За двадцать банок давали доллар. В пакете «Фуд-Сити» помещалось пятнадцать банок. Один пакет – это пятнадцать банок по пять центов штука, итого семьдесят пять центов. Два пакета – полтора бакса, четыре пакета – три. Деньги мы делили поровну. Вот это арифметика! Куда там школьным урокам! Солидные бутылки весом шестьдесят унций – шестидесяти! как называл их Рассел, – стоили целое состояние. В лавке одна такая шла за два доллара. Чистое золото, а не бутылки.

Со временем мы начали путешествовать, осваивать новые территории к северу и югу от нашей улицы. В районах, где каждая семья жила в отдельном бунгало, мы регулярно навещали пять-шесть мусорных ящиков. Чем дороже жилье, тем лучше мусор. И чего только не выбрасывают люди, даже не самые богатые! Просто не верится, что можно взять и выбросить куклу просто потому, что у нее оторвана рука, или исправную видеокассету с хорошим фильмом! Помню, я нашла пустой бумажник из коричневой кожи с позолоченной застежкой, а в другой раз – чистый белый носовой платок с вышитыми на нем героями мультфильмов. Я несколько лет хранила эти находки, положив аккуратно свернутый платочек в бумажник – как напоминание о том, что мне предстоит найти еще много красивых вещей.

Почти все свои деньги, вырученные от продажи посуды, я оставляла в магазине секонд-хенд у озера. Внутри он напоминал тесный и темный кроличий садок. Там продавалась подержанная одежда, фарфоровые безделушки и литературный хлам, что помогает туристу убить время в отпуске, – толстые триллеры Тома Клэнси и вся Даниэла Стил. Журналы «Нэшнл джиографик» стояли на полке в дальнем углу – частокол золотистых корешков. Они заворожили меня с первого взгляда. Я стала лихорадочно скупать их, беря по два-три выпуска сразу. Дома я упивалась фотографиями замшелых древних храмов в Анкгоре и скелетов, найденных под пеплом Везувия. Если я видела заголовок «Что угрожает лесам Швейцарии?», я должна была немедленно прочитать статью и узнать, что же им угрожает. Нет, не то чтобы я не любила комиксы «Арчи» – самые свежие выпуски лежали в другом углу магазина. Я тоже листала их, с интересом разглядывала вызывающие одежки Вероники, распутной дочки миллионера, и изучала их диалоги с честной и милой Бетти с задорным хвостом, узнавая, в общем, много нового. Но комиксы я держала в ящике, а «Нэшнл джиографик» складывала на тумбочку в спальне. К Дню благодарения у меня собралось около двух дюжин. Иногда я раскладывала их веером, как на журнальном столике, – я видела такое дома у детей побогаче, в моей прежней школе и у дяди Тони, брата отца. Он, будучи человеком состоятельным, выписывал журналы. Ночью, сидя у себя на втором ярусе, я с трепетом впитывала новые знания о мире. Оказывается, на свете есть венгерские ковбои, австрийские монахини, парижанки, брызгающие волосы лаком перед тем, как выйти на улицу, китайские кочевники, сбивающие йогурт в йогуртовое масло, палестинские дети, живущие в палатках из мешковины, а где-то в Балканских горах есть медведь, который умеет танцевать с цыганом. «Нэшнл джиографик» разгонял тьму в нашем подвале, растапливал лед на улице, поднимал низкие небеса над нашей прерией. Когда в школе девочка по имени Эрика громко назвала меня замарашкой, я лишь пожала плечами, будто это меня не касается. Я знала, что когда-нибудь уеду отсюда, далеко-далеко от школы и всех этих девочек.

Однажды вечером, незадолго до начала учебы в пятом классе, я и Кэрри Кроуфут вышли побродить по городу. Кэрри, красивая девочка из племени блэкфут, годом меня старше, была чуть ли не единственной моей подругой. У нее были длинные черные волосы, глаза-миндалины и длинные жесткие ресницы. Она доводилась дальней родственницей Расселу. Они с матерью и братом тоже перебрались из резервации Санчайлд в Силван-Лейк. Они жили за магазином, через пару номеров. Кэрри не ходила в школу.

У десятилетней Кэрри не было денег, но зато, при всей ее грубости, имелось обаяние. Она безнаказанно дерзила владельцу магазина, который продавал нам жвачку со скидкой, и хвасталась своими драками в резервации. Послушать ее, так она избила чуть ли не всех детей, что там жили.

Но она мне нравилась. Приходя к нам домой, она не пугалась нашей обшарпанной мебели и пьяных кузенов Рассела, развалившихся на креслах в гостиной. Угощение в виде заварной лапши приводило ее в восторг. «Класс!» – говорила она. А еще Кэрри объяснила мне, что такое минет.

Мы брели по Лейк-Драйв в сторону аттракционов. С озера дул холодный ветер, как всегда в начале сентября. Туристы разъехались. Улицы опустели, машины стали редки. Кэрри шла и жаловалась на скуку в Силван-Лейк, говоря, что ей хочется обратно в Санчайлд. Она завидовала мне, потому что выходные я провожу у отца в Ред-Дире.

Я отвечала, что это она напрасно, а сама всякий раз считала дни до следующей поездки. Дома у отца был мягкий ковролин на полу и толстые стены. У меня была своя спальня, кровать, покрывало с оборками, кассетный плеер, на котором я слушала «Нью Кидз он зе Блок», и целая коллекция приключений и комиксов. Но Кэрри я об этом не рассказывала.

У причала покачивались в доках моторные лодки. В парке было пустынно. Водяная горка, осушенная на ночь, маячила в розовом закатном небе, как скелет.

– Ты когда-нибудь там была? – спросила Кэрри, пиная закрытый билетный киоск.

Я покачала головой.

Тогда Кэрри взобралась на мусорный ящик поблизости, а оттуда – на высокую стену лабиринта, что огораживала парк с одной стороны. А потом исчезла внутри. Я услышала, как ее кеды упруго стукнулись об асфальт и она засмеялась.