Принц с опасной родословной - Мария Жукова-Гладкова

– Ну мы… – стушевались парни. – Мы как вы…

– Если б она не против меня шла, я бы на нее сам поставил, – сказал свое веское слово Иван Захарович. – А вообще жизнь без нее была бы пресной.

На Арсенальной набережной, аккурат напротив дома номер семь (вернее, не дома, а большого тюремного комплекса, известного в народе как «Кресты»), собралась толпа. С каждой минутой подтягивались все новые и новые лица.

Иван Захарович проводил свою очередную пресс-конференцию. С господином Сухоруковым меня уже неоднократно сталкивала жизнь. Наши пути пересеклись, когда мой любимый мужчина (ныне парящийся в «Крестах») замахнулся на деньги Ивана Захаровича. Потом Иван Захарович, которому регулярно хочется развлечься (все у него есть, денег хватит на несколько поколений, поэтому периодически его одолевает скука), решил, что я способна его скуку развеять, да и следить за мной нужно – чтоб не выкинула фортель, не влезла куда не надо, а освещала как раз то, что требуется Ивану Захаровичу. Поэтому он объявил меня своим пресс-атташе. Решил: ему спокойнее, если я на него работаю.

Иван Захарович провел не одну пятилетку в строгой изоляции, в перерывах успел приложить свои многочисленные таланты в различных сферах. И чем он только не занимался… По-моему, он мог делать деньги из воздуха. Начинал с металлолома, курями заморскими торговал, машинами, наркотиками, пытался пролезть в депутаты (Госдумы), не прошел, понял, что вначале следовало создать свою партию, хотел построить элитный следственный изолятор – не дали, он заимел свой банк и теперь известен в первую очередь как банкир… В интервью он всегда говорит, что ему довелось поработать на Севере, правда, никогда не уточняет, кто подписывал контракт с другой стороны.

Я не знаю точно, сколько ему лет, но он однозначно годится мне в отцы. В последние годы он стал немного сентиментален – или скорее тщеславен. По его словам, он, как коренной ленинградец (наш город ему приходилось покидать только по принуждению, в основном в строго восточном направлении; в противном случае, по его признанию, он никогда бы никуда больше не поехал жить), хочет сделать городу подарок. Как мне кажется, в глубине души Сухоруков лелеет мысль оставить о себе память на века – как Растрелли, Росси, может, даже Петр Первый.

И вот последней его идеей стало строительство моста – хотел он его перекинуть с Арсенальной набережной (от дома семь, естественно) на набережную Робеспьера. Для этой цели он и собрал пресс-конференцию, правда, из журналистов пригласил только меня с оператором Пашкой. Пашка – как и всегда – был слегка под градусом, что, однако, никогда не сказывалось на качестве его работы. Пашка – оператор от Бога, но, как и большинство талантливых русских людей, водит давнюю и тесную дружбу с зеленым змием. И ничего тут не попишешь…

У «Крестов» всегда много народу. И вот сейчас этот народ и придвигается к нам все ближе и ближе. Тем более Сухорукова многие в нашем городе (и уж тем более те, кто по какой-либо причине оказался в районе Арсенальной, 7) знают в лицо – кто в каком качестве, правда, сейчас он в основном мелькает на экране телевизора в роли новорусского Саввы Морозова, но ряд старых сотрудников тюрьмы встречали его и в молодые годы. Меня тоже знают – как-никак веду «Криминальную хронику» да и пописываю в «Невских новостях», опять же на криминальные темы. Пашкину физиономию не знают – он всегда с другой стороны телекамеры, но явно догадываются, кто он такой и зачем прибыл.

Сопровождающие Сухорукова – верные оруженосцы Лопоухий с Кактусом – стали известны и массовому зрителю. Благодаря моей скромной персоне – не отрицаю. Сниматься им, видимо, понравилось (или это возвысило их среди друзей и подняло интерес подруг?), так что сейчас они так и норовят втиснуть свои протокольные рожи в кадр. «Уши не влезают», – так и подмывает меня ехидно шепнуть Лопоухому, Кактуса же вообще можно снимать в фильме ужасов без грима… Но я мило улыбаюсь их шефу и задаю вопросы.

К нам подтянулись несколько усталых женщин средних лет, наверное, только что из зала приема передач. Три молодые, пожалуй, пытались докричаться до своих мужчин или просто приходили, чтобы те увидели их из-за зарешеченных окон. Я бросаю взгляд украдкой на стены из красного кирпича. Да, к окнам прильнули многочисленные лица. Конечно, все смотрят на то, что тут происходит. Наверное, смотрит и Сергей… Не подтянется ли какая-нибудь патрульная машина? А то и «маски-шоу»?

Вместо них из КПП выходят двое вертухаев – или инспекторов ОРО (отдела режима и охраны), как их официально именуют в «Крестах». Правда, от названия суть не меняется. Но что они нам могут сделать? Просто послушают. А остальные вечером посмотрят в «Криминальной хронике». Я вместо хроники дам интервью Ивана Захаровича. Не сомневаюсь – оно вызовет не меньший интерес. И, пожалуй, больший резонанс.

Сухоруков также заметил вертухаев и, как только они оказались в пределах слышимости, стал вещать о побудительных мотивах, объясняя, почему он вдруг решил строить крестовский мост.

По его словам, он беспокоится о бедных сотрудниках наших правоохранительных органов. Приходится несчастным гонять спецавтозак в обход, бензин расходовать, которого у них обычно нет, а так – прямехонькая дорожка из старой части Питера, где у нас одни из самых дорогих квартир… Через мост – и к КПП. Или лучше к воротам, в которые въезжает автозак. Насчет точного места Сухоруков пока не определился. Думает выслушать пожелания всех заинтересованных сторон. Но, в общем, куда-то сюда. И здравствуйте, господа. Эти стены давно о вас плачут.

– Лучше к воротам, – заметил один из вертухаев. Услышав его мнение (у меня вообще уши – локаторы, несмотря на их скромные размеры в сравнении с размерами одного знакомого, не будем показывать на него пальцем), я тут же развернулась и сунула микрофон ему под нос.

– Несколько слов для «Криминальной хроники», – я изобразила свою самую обворожительную улыбку.

– Не надо меня снимать, – пробурчал вертухай.

– Просто повторите, что вы только что сказали, – снова улыбнулась я. – Пожалуйста! А потом попрошу остальных граждан высказать свое мнение о лучшем месте для строительства моста.

Не дав вертухаю вымолвить ни слова, передо мною возникла юная особа лет двадцати двух, не более, в юбочке, заканчивающейся, не успев начаться (это несмотря на то, что до лета еще очень далеко, а по Арсенальной гуляет пронизывающий ветер), и пропела в камеру (в смысле в ту, которую держал Пашка, хотя, подозреваю, для того, чтобы в другой камере ее любимый увидел ее по ящику), что она предложила бы известному в городе меценату, непрестанно думающему о людях, вместо моста построить тоннель.

– Это как под Ла-Маншем? – спросила я.

– Где? – удивленно вскинула на меня умело выщипанные бровки девушка.

– Я понял. – Мне на плечо легла сухоруковская лапа и чуть его не сломала, разворачивая меня вместе с микрофоном. Пашку не очень вежливо развернул Лопоухий, после чего Иван Захарович с «мальчиками» опять заулыбались в камеру.

Сухоруков (теперь вежливо) поблагодарил юную особу за идею и высокую оценку его доброго сердца и широкой души и заявил, что сам уже подумывал о тоннеле, но, к сожалению, не все в городе с пониманием относятся к людским нуждам. И только простые люди, униженные и оскорбленные, знают: Иван Захарович – один из немногих, кто болеет за них всей душой.