Никто не хотел убивать - Фридрих Незнанский

— Само собой, — пожал плечами Щеткин и, кивнув Плетневу, спорым шагом направился по коридору к выходу.

Оставшись с Антоном вдвоем, Турецкий спросил негромко:

— Что-нибудь успел накопать? Я имею в виду по факту… — Он хотел было сказать убийства, но вовремя осекся и только кивнул в сторону открытой двери лаборатории, где в подсохшей луже крови все еще лежал Савин.

Плетнев обреченно вздохнул, и на его лице застыла маска не справившегося с заданием человека.

— Пока что ничего. Опросили кого могли, но… — И он виновато развел руками. — Никто ничего не знает.

— А что говорит их служба безопасности?

— В том-то и дело, что ни хрена не говорит! — вскинулся Плетнев. — Из всей службы только охранник на месте, Модест, а Глеба до сих пор нет.

«М-да, — мысленно пробурчал Турецкий, — видимо прав был Петя Щеткин, когда пожаловался на порядки в “этой конторе”».

И снова он подумал о Шумилове, которому его «Клюква» грозила большими неприятностями. С его-то мягкостью и внутренней интеллигентностью надо не родню набирать в свою команду, а крепких, порядочных профессионалов, которые смогли бы оградить его хотя бы от чисто внешних неприятностей.

— Ладно, хрен с ним, с Глебом, все равно ничего толкового не скажет, — подвел черту Турецкий. — Ну, а сам-то… версии, догадки, предположения? Впечатление такое, будто это несчастный случай. Как говорится, молодо-зелено. Вот и не рассчитал своих силенок. Закосел и… и головой об стол. Возможно, что даже поскользнулся на какой-нибудь дряни.

— Похоже, — согласился с ним Плетнев. — И поначалу я тоже так подумал. Но потом…

Он с силой щелкнул пальцами и уже каким-то яростным, напористым тоном произнес:

— Ты понимаешь, Саша, не может быть, чтобы это был просто несчастный случай. Не может! Он, этот самый Савин, он что-то знал про ограбление, и…

— И его убрали, — внес свою лепту Турецкий.

— Насколько я чувствую, это именно та рабочая версия, от которой надо бы и плясать.

Турецкий хотел уж было съязвить, «вот и пляшите, господин Плетнев. Глядишь, и не останется времени, чтобы чужих жен уводить из конюшни», однако в этот момент в конце коридора показалась приземистая фигура охранника, и он вовремя осекся.

— Антон Владимирович… Можно вас на два слова? — произнес Модест, остановившись в двух шагах Плетнева. И откашлялся в кулачок, покосившись на Турецкого.

— Говори здесь, слушаю.

Модест еще раз покосился на Турецкого и негромко произнес:

— Тут такое дело… В общем, сегодня ночью, что-то около трех было, в лабораторию зашел Шумилов. Я имею в виду Глеба Вячеславовича… вице-президента.

— И?.. — подался к нему Плетнев.

— Ну-у, пробыл он там минут десять, не больше, и ушел. — Модест как бы замялся, словно решал, стоит ли обнародовать лишнее, и все также негромко добавил: — Как мне показалось, очень уж он нервничал.

Плетнев вскинул вопросительный взгляд на Турецкого и снова уставился на Модеста.

— А ты… ты, случаем, не ошибаешься? Может, обознался? Спутал с кем-нибудь?

— Исключено! — обиженно пробурчал Модест. — Тем более, что на работе я кроме чая да кофе ничего не пью. Это каждый подтвердить может.

— Ладно, ладно, верю, — остановил его Плетнев, хотел было еще что-то сказать, но его перебил Турецкий:

— Вы говорили об этом кому-нибудь? Я имею в виду следователя, милицию…

— Зачем? — искренне удивился охранник. — Ведь такого распоряжения не было.

Что и говорить, выучка у Модеста была правильная.

На мобильный звонок Турецкого Шумилов-старший отозвался мгновенно, будто ждал его.

— Дима? Это Турецкий. Где твой вице-президент?

— Ты имеешь в виду Глеба?

— Естественно.

— Сам ищу. Уже четыре часа дозвониться не могу. Ни по мобильнику, ни по домашнему. А что?

— Нужен. Причем срочно.

— Но я…

— Может, у любовницы застрял? — предположил Турецкий. — Или у друзей пьет?

— Ну-у, насчет друзей, думаю, это исключено. Их у него попросту нет, а вот насчет женщин?.. Их у него столько, что он уже и сам, наверное, со счета сбился.

— Но ведь сейчас рабочий день! — взвился Турецкий. — А твой вице-президент…

— Саша… — каким-то очень усталым, опустошенным голосом произнес Шумилов, — прошу тебя, не заводи. И без того плохо.

— Ладно, хрен с тобой, живи. Но учти, он мне нужен, причем весьма и весьма срочно.

— Хорошо, будем искать, но и ты меня пойми правильно.

Шумилов замолчал было, но тут же спохватился:

— Кстати, ты сейчас где?

— Только что вышел из лаборатории.

— Ты уже закончил?

— Да.

— В таком случае поднимайся ко мне, я тоже минут через пять буду.

— Все слышал? — спросил Турецкий, пряча мобильник в карман.

Плетнев на это только кивнул. Мол, полный бардак и вседозволенность — это основные характеристики данной конторы. И еще удивляться можно, как при таком раздолбайстве эти чудики могли слепить какую-то «Клюкву». Короче говоря, бар-р-дак!

— В таком случае, оставайся пока что здесь, а я буду у Шумилова.

К приемной Шмилова, которая находилась в административном корпусе, они подошли практически одновременно, и Шумилов, пожав руку Турецкого, пригласил его в кабинет. Распахнул дверь перед гостем и… и весьма удивился, увидев в своем кресле сына.

— А ты-то что здесь делаешь? — вырвалось у него. — К тому же у тебя занятия.

— Француженка заболела.

— Но… но это не повод вламываться в мой кабинет. И без разрешения.

— Я понимаю, папа, но…

Чувствовалось, что он не очень-то рад встрече со своим крестным, и то ли от столь неожиданной для него встречи, то ли еще от чего, но он был мрачен и бледен. Однако Шумилов не желал этого замечать.

— У меня совершенно нет времени! — отрезал он. — Понимаешь, нет времени? Ни ми-ну-ты!

— Но это очень важно, пап.

Сообразив, что парню не очень-то приятно разговаривать с отцом в присутствии «дяди Саши», Турецкий, как о чем-то само собой разумеющимся, произнес:

— Дима, может мне выйти?

Видимо не зная, что ответить, Шумилов явно растерялся, но его опередил Игнат:

— Да, пожалуйста, дядя Саша. Буквально на пару минут. Я… я вам буду очень благодарен.

Игнат действительно задержался в кабинете отца не более двух-трех минут. Уже проходя мимо Турецкого, который курил в приемной, стоя у окна, он дурашливым жестом отдал ему честь и моментально скрылся за дверью. От его мрачного настроения не осталось и малейшего следа.