Никто не хотел убивать - Фридрих Незнанский

— Что, уже закинулся? Невмоготу было? Даже не мог дождаться, когда разговор закончим?

Он говорил эти слова, в общем-то, совершенно пустые и никчемные в данной обстановке, смотрел на Игната и видел, как тот превращается снова в ощетинившегося, злобного зверька.

— Ну что ж, если тебе это помогло…

Однако Игнат уже не слушал его.

— Где Настя? — повторил он, шаря глазами вокруг себя.

— Ушла.

Игнат уставился колючками глаз на Турецкого. И единственное, что в них можно было сейчас прочесть, это абсолютное непонимание всего, что происходит. Словно он вынырнул из другого мира.

— Как ушла? Куда?

Тянуть резину не имело смысла, и Турецкий как можно спокойнее произнес:

— Да, ушла твоя Настя. Правда, куда ушла, не знаю.

Игнат дернулся было в сторону кустов, и Турецкий, чтобы только успеть сказать главное, заторопился:

— Слушай меня! Настя просила передать, что не вернется к тебе до тех пор, пока ты не станешь нормальным человеком. Ты слышишь, нор-маль-ным человеком!

Он хотел было еще добавить, кому, мол, захочется связывать свою жизнь с наркоманом, но Игнат уже не слушал его. Его кулаки сжались, и было видно, что он едва сдерживает себя, чтобы не наброситься на того, кого только что уважительно называл «дядя Саша».

— Да как вы… как вы смели?!

На него было страшно смотреть, и Турецкий решительно выдвинул свой последний довод:

— У тебя двадцать четыре часа. И если ты за это время не предпримешь чего-либо кардинального, я имею в виду относительно лечения, то я сам пойду к твоему отцу.

— Да плевать я хотел на вас и на моего отца! — взвился, истерично завизжав Игнат. — А вы… ты — отвратительный мент! Мент, мент, мент! И не смей приближаться ко мне!

Его лицо, бледное до этого, покрылось красными пятнами, в уголках рта появилась пена, он выкрикнул еще что-то — резкое, злое и обидное, и, спиной отступая от Турецкого, словно боялся, что он схватит и заломает его в самый последний момент, кинулся через кусты в глубину парка.

— Вот и поговорили! — пробормотал Турецкий, растирая ладонью левую сторону груди. Даже в страшном сне ему не могло присниться подобное.

Игнат! Чтобы Игнат, его крестник…

Не в силах успокоиться, Турецкий по пути к дому купил бутылку коньяка, и уже по тому, КАК он поставил ее на журнальный столик в прихожей, Ирина Генриховна поняла, что нужного разговора не получилось, а если и «поговорили» крестный с крестником, то не так, как хотелось бы.

— Что, облом? — спросила она, забирая бутылку, чтобы отнести ее на кухню.

Турецкий пожал плечами.

— Не знаю пока что, но…

И он, устало опустившись на диванчик, рассказал о том, что произошло между ним и Игнатом в парке. Не забыл сказать и о Насте.

Ожидал ответной, бурной реакции со стороны жены — могла бы и поддержать его эмоционально, но вместо этого Ирина Генриховна неожиданно спокойно спросила:

— Ну и как она тебе?

— Кто? — поначалу даже не понял Турецкий.

— Настя!

Он уставился на жену вопросительно-непонимающим взглядом и уже совершенно сбитый с толку мрачно произнес:

— Я… я не понимаю тебя.

— А чего тут понимать? — искренне удивилась Ирина Генриховна. — Ты отдал судьбу Игната в руки этой девушки, и я хотела бы знать, те ли это руки, которым можно было бы довериться. Причем в таком деле.

— Ну-у, я не знаю, конечно, — замялся Турецкий, — но первое впечатление вполне приличное. К тому же она восприняла эту новость так, что…

— Новость… — хмыкнула Ирина Генриховна, доставая из холодильника бутылку «Боржоми», сыр и какую-то зелень, что осталась от ужина. — Это для тебя, мой дорогой, новость, а для нее, думаю… Впрочем, не знаю. Возможно, что он скрывал свою зависимость и от нее. Действительно боялся потерять.

— Ты… ты сказала «зависимость»? — сделал «стойку» Турецкий. — Но ведь это же…

В его словах звучала растерянность.

— А ты что же думал? — осадила его Ирина Генриховна. — Он в первый раз укололся или тех же колес наглотался, что даже не смог перебороть себя, чтобы до конца разговор довести? Куда-то в кусты, как ты говоришь, метнулся. Это, милый мой, уже зависимость, и я многое бы отдала, чтобы это была всего лишь начальная стадия болезни.

Переваривая услышанное, которое для него действительно оказалось «новостью», Турецкий молча смотрел на жену. Наконец, уже совершенно убитым, потускневшим голосом произнес:

— Что делать, Ира?.. Может, Шумилову позвонить? У него толковые врачи, знакомства…

Он уж было потянулся рукой за мобильником, однако Ирина Генриховна остановила его.

— Ни в коем случае! По крайней мере, только не сейчас.

— Но почему? Он же отец! Поймет! Поможет!..

— Даже не сомневаюсь, что он его отец, причем любящий отец, однако насчет всего остального — «поймет» и «поможет»… Во-первых, для него это будет страшным ударом, он запаникует, начнет кричать на парня, а в том состоянии, в котором сейчас находится Игнат… И особенно после того, как ушла Настя…

— Так что же делать? — взвился Турецкий. — Пустить все это на самотек?

— Я этого не говорила.

— Так что же?

Ирина Генриховна достала из шкафчика небольшие хрустальные рюмки, кивнула мужу, чтобы открывал бутылку, с силой потерла виски.

— Я одно знаю хорошо. Сейчас нельзя предпринимать по отношению к нему каких-то силовых действий, но и одного, без пригляда, оставлять тоже нельзя. К тому же неплохо было бы узнать, у кого он отоваривается наркотой, и перекрыть этот канал.

— Ты хочешь сказать, приставить к нему наружку?

— Если найдешь такую возможность, это был бы идеальный вариант.

— Так, может, позвонить Васильеву?

— Не вариант, — качнула головой Ирина Генриховна. — Можем парня подвести под монастырь. Мы же о нем совершенно ничего не знаем.

— В таком случае, кто-нибудь из наших?

— Пожалуй. Да вот только, кто?

«Действительно, кто? — задумался Турецкий. — На Плетневе теперь висит не только “Клюква”, но и убийство Савина. Бородатый Макс не в счет — свою толстую задницу он уже от стула отодрать не может, словно прикипел к компьютеру… Голованов?»

Он покосился на жену, которая в этот момент нарезала сыр.

— Как думаешь, смог бы Сева взять это на себя? После того, что случилось с Филей, он сам не свой ходит.

— Вообще-то, он уже загрузил сам себя убийством какой-то антикварной старушенции, но… попробуй поговорить с ним.