Всё вернётся - Кей Мортинсен

На дорожке появился Томми. Он с торжественным видом сидел на своем новом пони и весело болтал с Шейлой, ходившей за лошадьми. Мартин окинул тревожным взглядом парк и лесистые холмы вдали, он чувствовал, что не сможет нормально жить без всего этого.

Стив загубит всё — поместье, бизнес, судьбы многих людей. Мартин уже знал, что его решение оставить за собой Гринвуд, основано не только на его личном желании, но и на голом факте: Стив пройдет через миллионы семьи Фарино, как нож через масло.

Теперь у Мартина не было выбора. Он будет хранить тайну матери ради тех, кто зависит от него, хотя его жизнь уже никогда не будет прежней, потому что он всегда будет ощущать обман.

Сможет ли он когда-нибудь снова стать счастливым?

— Вы, наверное, удивляетесь, почему я пригласила вас на обед всего через три недели после кончины моего отца.

Рената Лонго вызывающе вздернула светловолосую, красивую головку, но она понимала, что дрожь в голосе выдает ее истинное душевное состояние. Прикрыв слабой улыбкой нервозность, молодая женщина оглядела гостей, сидевших с большим овальным столом под густо разросшимся виноградником. На их лицах проглядывала грусть в связи с кончиной ее отца. Они ждали, что она скажет дальше. Рената вертела в руке серебряный нож, и он, ударяясь о ее браслеты, издавал громкий неприятный звук. Они, конечно, попытаются отговорить меня от поездки в Америку, подумала Рената. И они будут правы. Я еще недостаточно окрепла, да еще у меня двухмесячный ребенок на руках.

После ударов, которыми в последнее время щедро осыпала ее жизнь, Рената чувствовала себя так, будто ее сшибло товарным поездом.

— Мы прощаемся ненадолго, — сказала она как можно небрежнее.

За столом наступила тишина, поднятые руки с вилками и ножами застыли в воздухе. Друзья привыкли к ее непредсказуемому поведению, но даже они почувствовали, что Рената колеблется перед тем, как объявить им что-то важное. Ну вот, мелькнуло у нее в голове, сейчас начнется.

— Завтра я улетаю в Америку. И я не знаю, сколько мне придется пробыть там.

У сидевших за столом округлились глаза и открылись рты. Рената оттолкнула от себя тарелку с нетронутой едой и приготовилась к возражениям. Они не заставили себя ждать.

— Куда ты торопишься, дорогая? У тебя же грудной ребенок.

— Он очень спокойный. Посмотрите, как он мирно спит, — с материнской нежностью сказала Рената.

Все дружно повернули головы в сторону детской коляски, стоявшей под старой оливой. В ней спал светловолосый Ник.

— Сейчас с ним легче, — быстро добавила Рената. — Позже он будет более активным.

Глубоко вздохнув, она поправила бретельку платья, сползшую с ее плеча. Рената заметила, как мужчины моментально переключили свое внимание с коляски на глубокую ложбинку между ее соблазнительными грудями. От женщин тут же повеяло арктическим холодом. Рената, игнорируя правила хорошего тона, поставила локти на стол и скрестила руки, прикрыв ими вожделенное место.

— Я должна ехать, — настойчиво произнесла она. — У меня нет выхода. Отец просил развеять его прах во дворе храма.

— О Боже! — испуганно воскликнул кто-то. Над столом пронесся легкий шумок. Друзья Ренаты были потрясены — как и она, когда отец объявил ей свою последнюю волю.

— Но ты ведь родилась во Фраскати!

— Твоя мама англичанка…

— Но твой отец, Стив Фарино, был итальянцем. И ты такая стильная, артистичная…

— Я знаю. — Вздохнув, Рената пожала плечами. — На самом деле он родился в местечке… в Гринвуде, — сказала Рената, с трудом вспомнив незнакомое название.

Гости зашумели, но она почти не слышала их. У Ренаты раскалывалась голова от мыслей, одолевавших ее в течение последнего месяца, мыслей; связанных с разводом, рождением ребенка и кончиной отца. Слишком много для одного человека, тем более для женщины. А теперь еще эта неожиданная, странная просьба. По образу мышления, по манере поведения ее отец был настоящим итальянцем, хотя в доме они всегда говорили на английском. Даже мать Ренаты, давно бросившая ее отца и живущая сейчас в Англии с новым мужем, не знала об американском паспорте, спрятанном в одном из ящиков письменного стола Стива.

Поместье Гринвуд находилось в штате Канзас, Рената нашла его на карте. Она подумала, что это, должно быть, красивое место, и предстоящее путешествие выглядело уже не таким ужасным.

— Я думаю, что смогу отдохнуть там, — объявила Рената. — Мне это не помешает сейчас.

— Я поеду с тобой, — сказал Марко.

— Нет, я. Я знаю Америку! — перебил его Джулио.

Рената заметила, как у них загорелись глаза, когда они снова перевели взгляды на нежные полушария ее грудей, выступающих из лифа шелкового платья, которое облегало красивые округлые формы ее тела. Она снисходительно вздохнула. Мужчины! Только любовной интрижки ей сейчас и не хватает!

— Спасибо вам за поддержку, но вынуждена отказаться, — сказала Рената.

Женщины заметно расслабились. Ренате было грустно, что друзья стали воспринимать ее иначе. Она вдруг почувствовала себя очень одинокой, — теперь, когда она стала свободной. И, вероятно, опасной.

— Мне нужно время, чтобы пережить эту утрату, — объяснила Рената. — Это будет своего рода затворничество, как говорят американцы. Потом я дам себе небольшой отдых, вернусь домой и опять окунусь в нормальную жизнь.

Все одобрительно закивали. Мужчины выразили надежду, что она обязательно вернется в Италию.

— Как я могу покинуть такую красоту?

Изящным жестом Рената показала на великолепный вид, открывавшийся из окна дома ее отца — теперь ее дома. Фруктовые деревья стояли в цвету, воздух был пропитан запахом трав. Среди цветов, посаженных ее отцом, жужжали пчелы.

Рената вдруг побледнела, по позвоночнику пробежала ледяная струя. Как и другие американцы, живущие в Италии, ее отец сохранял здесь кусочек своей бывшей родины.

Забыв о своих гостях, она смотрела на сад, и в ее мозгу звучал вопрос: почему?

Почему отец, с которым у нее были очень близкие отношения, хранил это в тайне от нее? Почему, сколько она себя помнила, он ни разу не уезжал из Италии? Может, он ненавидел свою бывшую родину, или была другая, более страшная причина, заставившая его отвернуться от своей страны?

Несмотря на теплый вечер, Рената почувствовала озноб. Это была тайна, которую она во что бы то ни стало, хотела раскрыть.

— Там женщина на кладбище! Она бросает пыль! И у нее горб на животе!

Томми, необычайно возбужденный, вбежал в церковь, словно за ним гналась стая волков. Он был одет по-воскресному, но уже успел испачкать праздничный костюмчик. С горящими глазами мальчик ворвался в служебное помещение и резко затормозил, остановленный суровым взглядом отца, который пил традиционный кофе после службы.