Ружья стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

Командир полубатальона майор Даннет вел своих людей на запад. Шла первая неделя января. Начиная с Рождества англичане откатывались на запад, подальше от размолотивших испанскую армию французов. Каждый день марша был настоящей пыткой холодом, голодом и болью. В некоторых батальонах дисциплина упала полностью, их путь был отмечен валяющимися на обочине трупами. Среди погибших были и женщины, последовавшие в Испанию за своими мужьями. Попадались и дети. Выжившие настолько свыклись с кошмарами войны, что могли спокойно наступить на обледенелый труп ребенка.

И тем не менее среди сломленной ледяными ветрами армии оставались подразделения, готовые развернуться и дать бой французам, – гвардейцы и легкие пехотинцы, элита армии сэра Джона Мура, дошедшие до середины Испании, чтобы перерезать коммуникации Наполеона. Они пришли уверенные в победе, но император обрушил на них удар сокрушающей мощи. Немногочисленная британская армия обратилась в бегство к спасительным кораблям.

Триста стрелков Даннета чувствовали себя потерянными среди ледяной пустыни. Где-то впереди находилась основная часть отступающей армии, сзади нагоняли французы. Мир пехотинца состоял из ранца бредущего впереди бедолаги, слякоти, усталости и боли в скрученном голодом животе.

Выйдя из деревни, солдаты через час подошли к каменному мосту через ручей. Там их ожидали британские кавалеристы с сообщением, что артиллерия увязла на склоне в двух милях впереди. Офицеры просили батальон Даннета подождать у моста, пока артиллеристы не втащат орудия на перевал. Потом они обещали спуститься за ними.

– Сколько это займет времени? – подозрительно спросил Даннет.

– Час. Не больше.

Стрелки остановились. За последние две недели они прикрывали отход более десяти раз – жало в хвосте армии. Если повезет, сегодня французы их не потревожат. А если не повезет, через час появится вражеский авангард – кавалерия на выбившихся из сил конях. Французы предпримут пробную атаку, стрелки дадут пару залпов, после чего все успокоится, поскольку ни у кого не будет явного преимущества. Французы позволят зеленым курткам тащиться дальше. Обычная на войне ситуация: скука, холод, отчаяние.

Стрелки заблокировали дорогу к западу от моста, лицом к востоку. Сержанты прохаживались за строем. Офицеры стояли перед ротами. Лошади их давно погибли от холода. Все молчали.

Назначенный на должность интенданта батальона лейтенант бесцельно прогуливался по каменному мосту, вглядываясь в промозглую пелену. Майор Уоррен Даннет усмотрел в этом очередной вызов.

– Только полюбуйся, где занял позицию чертов выскочка, – проворчал он, подойдя к капитану Мюррею.

– Не вижу в этом никакого вреда, – ответил с обычной мягкостью капитан.

– Он просто поднявшееся из грязи ничтожество! Мюррей улыбнулся.

– Он отличный интендант, Уоррен. Вспомните, когда у ваших солдат было столько патронов?

– Он обязан обеспечить мне нормальный ночлег, а не шастать черт знает где в надежде доказать, что умеет драться. Ты только посмотри на него!

Даннет злобно уставился на молодого офицера. Майор походил на человека, которому не удается почесать зудящее место.

– До сих пор ведет себя как солдат. Как был крестьянином, так и остался. Ну зачем ему ружье?

– Вот уж не знаю.

Ружье было неуместной причудой. Считалось, что интенданту оружие вообще не нужно. Он должен иметь бумагу, чернила, перья и счетные палочки. Он должен уметь раздобыть еду и выбить ночлег в переполненном солдатами городишке. Ему нужен нос, чтобы вынюхивать прогнившее мясо, нужны весы, чтобы взвешивать порции, нужно упорство, чтобы противостоять наглости других интендантов. Оружие ему ни к чему. Тем не менее новоиспеченный лейтенант постоянно таскал с собой ружье и еще саблю. Таким образом он недвусмысленно заявлял о своем намерении сражаться, а не заниматься интендантскими обязанностями. Зеленые куртки относились к оружию интенданта с насмешкой. Несмотря на прошлые подвиги, сейчас он воспринимался как стареющий лейтенант-неудачник.

Даннет притопывал замерзшими ногами.

– Первыми пойдут фланговые роты, Джонни. Ты прикроешь.

– Слушаюсь, сэр. Будем ждать конницу?

– Пропади она пропадом! – Даннет ненавидел кавалерию врожденной ненавистью пехотинца. – Ждем еще пять минут. Хватит, чтобы убрать с дороги проклятые пушки… Что-нибудь видите, интендант? – язвительно поинтересовался майор.

– Нет, сэр.

Лейтенант снял кивер и провел рукой по длинным темным и грязным после похода волосам. Шинель его была расстегнута, ни шарфа, ни перчаток он не носил: либо не мог себе позволить, либо хвастался закалкой. Даннет изо всех сил желал, чтобы рвущегося в битву выскочку лейтенанта зарубили в первой же стычке.

Правда, рубить было некому. Скорее всего, дождь, ветер и проклятый холод заставили французов остановиться в последней деревушке. А может, они соблазнились пьяными женщинами. Как бы то ни было, враг не показывался, лишь крепчающий ветер гнал по темному небу низкие тучи.

Майор Даннет нервно выругался. Четыре роты брошены среди бездорожья и холода! Четыре забытые роты на проигранной войне. Ждать дальше нет смысла.

– Снимаемся! – скомандовал Даннет.

Послышались свистки. Две фланговые роты развернулись и, как ожившие мертвецы, побрели по разбитой дороге. Две стоящие по центру роты под командованием капитана Мюррея остались на мосту.

Стрелки любили капитана Джона Мюррея. Он был настоящим джентльменом, обмануть его было трудно, зато на откровенность капитан отвечал откровенностью и относился к людям справедливо. У него были тонкие черты лица и живая улыбка. Капитан любил пошутить. Благодаря таким офицерам, как Мюррей, стрелки еще сохраняли дисциплину и подобие строевой выучки, обретенной на плацу Шорнклифа.

– Сэр! – До сих пор не ушедший с моста интендант показал на возникшую из пелены дождя фигуру. – Один из наших.

Едва держащийся на ногах человек действительно оказался английским солдатом. Ни кивера, ни сапог на нем не было. Босые ноги оставляли на каменистой дороге кровавый след.

– Это ему послужит уроком, – сказал капитан Мюррей. – Видите, ребята, к чему приводит пьянство?

Незамысловатая шутка капитана развеселила стрелков. Капитан явно передразнивал священника, который как-то раз читал в батальоне проповедь о греховности спиртного. Обветренные, потрескавшиеся губы солдат с трудом складывались в улыбку, но это было лучше, чем мрачное отчаяние.

Солдат, один из оставленных в деревушке пьяниц, попытался махнуть ослабевшей рукой. Очевидно, инстинкт самосохранения вывел его на дорогу и погнал на запад. Он споткнулся о замерзший труп лошади и попытался бежать.

– Кавалерия! – крикнул вдруг лейтенант.

– Стрелки! – заорал капитан Мюррей. – К бою!

Онемевшими от холода руками солдаты выдергивали тряпки из ружейных замков. Замерзшие пальцы двигались быстро, ибо на дороге действительно показались зловещие очертания всадников. На фоне серого неба чернели ножны, плащи и карабины в седельных кобурах. Французские драгуны.