Мой адрес – Советский Союз! - Геннадий Борисович Марченко

из наших лучших корреспондентов, – представил Левински белокурую женщину лет тридцати, тоже прятавшуюся под зонтиком.

А ничего так, симпатичная, от улыбки на щёчках такие озорные ямочки. Лиза, если по-русски… Она даже протянула мне свою ладошку, которую я осторожно пожал. Оператором был смахивающий на хиппи бородач, которого мне даже не удосужились представить, накрывшийся прозрачным пластиковым плащом. Осветитель, закреплявший лампу на штативе, держал над ней и камерой большой зонт.

– Мистер Покроффски, – обратилась Лайза ко мне на английском, – рада приветствовать вас на американской земле!

– И мне очень приятно спустя почти два года вернуться в США – страну, с которой лучше дружить, чем воевать.

– О, не могу с вами не согласиться, – улыбается Тэйли. – Мы действительно хотели бы дружить с русскими, особенно если все ваши мужчины будут похожи на вас… Кстати, песни вашей группы вторую неделю ротируются на радио, мгновенно взлетев на вершины различных хит-парадов. А пластинка стала настоящей сенсацией, её уже так просто не купишь. Но мне повезло. Оставьте, пожалуйста, автограф.

И она протянула мне чёрный фломастер «Pentel» и пластинку группы «Альфа», напечатанную уже в Штатах. Дизайн тот же, а вот все надписи на английском. Я посмотрел тыльную сторону обложки. Подписанную пластинку Лиза передала осветителю, а тот сунул её на сиденье припаркованного рядом «Крайслера».

– Вот вам ещё от меня презент.

Я протянул журналистке майку с эмблемой «Альфы». С собой у меня было захвачено из Свердловска десять таких маек, где на обычный белый фон методом трафарета и красной краски было нанесено название коллектива.

– О, какая прелесть! – прокудахтала американка. – Правда, мне она будет великовата, но моему мужу придётся в самый раз… Мистер Покроффски, я задам вам несколько вопросов, если вы не против. Я спрашивать буду на английском, вы, как мне сказали, им немного владеете, но если возникнут затруднения, то мистер Левински выступит в роли переводчика. Договорились?

И она ослепила меня не менее белоснежной улыбкой, нежели совсем недавно сам Левински.

– Окей, – ответил я на языке Шекспира.

Ну или более поздней его версии, в смысле, языка, так как во времена Уильяма, понимаешь, нашего Шекспира выражения «окей» ещё не существовало.

– Отлично! – снова расплылась в улыбке Лайза, тряхнув своей белокурой гривой и повернулась к коллегам. – Джон, Фред, вы готовы? Начинаем… Итак, это не первый ваш визит в США, в прошлый раз и случилось ваше знакомство с Кассиусом Клеем, известным в последние годы как Мухаммед Али. Он сам о той встрече говорил разное, пресса полнилась домыслами. Что же тогда произошло между вами на самом деле?

Я покосился на заметно напрягшихся Козлова и Тихановского, но те пока встревать вроде не собирались. Ладно, ответим:

– Мистер Али вошёл в мою раздевалку после моего боя и заявил, что ему нравится, как я провёл поединок. Что и он боксирует в похожей манере. Я его поблагодарил, а он выразил сожаление, что я не профессионал, иначе он бы с удовольствием встретился со мной на ринге. Потом он начал выкрикивать угрозы в адрес Джо Фрейзера, а я сказал, что против Фрейзера Али не потянет. После этого Мухаммед с криками, что убьёт проклятого коммуниста, кинулся на меня. Я сумел блокировать его удар и ответить слева в печень. Али поплохело, но на этом всё и закончилось. Мухаммед даже извинился за свою несдержанность. А я подарил ему нашу русскую игрушку, называется Ванька-встанька. С намёком.

– Да-да, про эту игрушку писали, она падает и снова встаёт.

– Именно. А он мне подарил свою визитку. Вот эту. До сих пор её берегу.

И я достал из кармана слегка потёртую визитную карточку великого боксёра.

– Ого, это настоящий раритет! – подняла брови собеседница. – А что вы ему скажете при вашей следующей встрече, на пресс-конференции накануне боя?

– Честно говоря, над этим я ещё не думал. Надеюсь, что-нибудь хорошее. Если вы рассчитываете на то, что я устрою скандал или тем более потасовку…

– О, нет, что вы, мистер Покроффски, я ни в коем случае ни на что не намекаю! Может быть, у вас наоборот для мистера Али имеется какой-нибудь подарок? Например, такая же майка, которую вы подарили мне?

– Майку само собой. И ещё кое-что, но пока это секрет.

Хм, а что, это было бы неплохо, подарить своему сопернику перед боем что-нибудь этакое помимо майки, которая ему, наверное, и даром не нужна. Жаль, раньше до этого не додумался… Хотя времени до пресс-конференции ещё навалом, целых три дня, можно что-нибудь придумать.

– Да, у меня есть подарок для Мухаммеда, но какой – это пока секрет.

– А вы умеете интриговать, мистер Покроффски! Что ж, не буду больше вас задерживать, вы только что с самолёта, после долгого перелёта, вам нужно как следует выспаться, хотя вам ещё предстоит пройти акклиматизацию к нашему часовому поясу – ведь у вас в России сейчас день. Спасибо и удачи!

Но не успел погаснуть фонарь осветителя, как неизвестно откуда передо мной появился тип слегка сумасшедшей наружности, с трёхдневной щетиной на лице, в бейсболке, из-под которой торчали всклокоченные волосы, и с перекошенным ртом заорал:

– Проклятые коммунисты! Ваша страна – обитель зла, её нужно закидать атомными бомбами! Проклятые комми, я вас ненавижу, и говорю это вам в лицо!

– Джон, снимай! – услышал я приглушённый голос Лайзы, обращавшейся к своему оператору.

Тот, похоже, и не думал выключать камеру, а осветитель тоже не успел выключить свой фонарь. Блин, если я уделаю этого придурка – всё попадёт в сюжет, и последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

– Это провокация! – сделал шажок вперёд Тихановский, однако не рискуя приблизиться к незнакомцу на расстояние вытянутой руки. – Я требую немедленно выключить камеру и оградить нас от этого человека.

Однако никто ничего выключать не собирался, равно как и ограждать. Понятно, для телевизионщиков такая ситуация – хлеб, им нужен рейтинг. Это, наверное, понимали и Левински с Брауном. Сэм вопросительно поглядывал на босса, но тот пока никакой команды не давал.

– Комми, убирайтесь из моей страны! – продолжал брызгать слюной мужик. – Я не потерплю проклятых русских на святой американской земле!

Из «Плимута» выбрался Радоняк, сообразивший, что что-то идёт не по сценарию. А мне показалось, что самое лучшее в этой ситуации – сохранять хладнокровие. Тем более если это провокация. И тут мой взгляд упал на брюки мужика.

– А у вас, господин капиталист, ширинка расстегнулась.

Провокатор растерянно уставился вниз, а оператор тут же сменил диспозицию и объектив камеры развернулся в указанном мною направлении. Провокатор судорожно принялся застёгивать ширинку. Конфуз, однако, усмехнулся я про