Чудо-мальчик - Ким Ён Су

Поэтому дядя Мугон и считался человеком, знающим секреты космоса. Среди тайн, известных только ему, были истины о том, что яблоко зреет благодаря энергии Юпитера, а слива — Сатурна. Когда я выслушал эти объяснения, мне почему-то подумалось, что дядя Мугон прав, и, присмотревшись, я неожиданно для себя открыл, что яблоко похоже на Юпитер, а слива — на Сатурн. Честно говоря, трудно было определить, чем именно форма сливы напоминала Сатурн, но дядя Мугон создавал удобряющие вещества, оживлявшие даже «мертвую» землю, поэтому, возможно, в его методах был какой-то смысл. Хотя уловить его было непросто, особенно если посмотреть на некоторые «рецепты». Например, удобрение из цветов тысячелистника готовилось так: цветы, сорванные около двадцатого июня, клали в мочевой пузырь оленя и вешали под карнизом, а в сентябре закапывали в землю и спустя шесть месяцев, в апреле, повторяли процедуру. Или же, чтобы сделать подкормку из цветочной пыльцы, надо было во время цветения вишни собрать пыльцу, смешать с водой и, сделав из нее тесто, заполнить рог коровы. Спустя сутки, когда твердая масса осела, надо было вылить воду, забить основание рога красной глиной, закопать в землю в конце сентября, а потом еще раз — в начале октября.

— А что, нельзя просто купить удобрение и раскидать его по земле? — простодушно полюбопытствовал я.

— Конечно можно, — решительно ответил дядя Мугон. — Но этот способ известен всем фермерам, он не является секретом Вселенной. А я знаю тайну космоса, поэтому не могу так поступить.

Если так подумать, даже встреча брата Кантхо и дяди Мугона состоялась из-за секрета Вселенной. Брат Кантхо после освобождения из тюрьмы почти не мог спать по ночам и поэтому страдал от хронической нехватки сна. Бессонница сделала его желудок слабым, и, когда он съедал слишком много, его сразу начинало тошнить.

Избранный братом Кантхо способ лечения бессонницы заключался в чтении книги «Саги ёльчжон»[33]. Он читал иероглифы один за другим, водя по ним указательным пальцем до тех пор, пока незаметно не засыпал. Каждую ночь брат Кантхо читал записи о людях, живших несколько тысяч лет тому назад, и вскоре лицо его стало белым, словно лист бумаги, а тело — легким. Потому что в мире иероглифов, стоило Кантхо лишь повернуть голову, как рядом возникал человек, который не смолкал всю ночь и на лице которого отражались грусть, сожаление, отчаяние.

Этот человек, словно экскурсовод, впервые приступивший к интересной работе, повторял, выделяя интонацией некоторые слова: междугородний автобусный терминал Санбон, междугородний автобус, музей народного творчества Сонгёчжон, дом Очжокхён[34], храм Наксанса, пляжи Кёнпходэ, гора Сораксан…

Брат Кантхо был бесконечно зол из-за слов, которые шептал тот стойкий юноша с выражением глубокой печали на лице, выступавший против диктатуры военного режима и не боявшийся даже смерти. Кантхо страдал, потому что этот храбрец твердил слова простые и незначительные, а не благородные и высокие — такие, как демократия, свобода, равенство, объединение.

Лишь только когда брат Кантхо стал не в силах терпеть муки бессонницы и начал уже походить на скелет, он отправился в университетскую больницу. Он не мог ни с кем обсуждать свою болезнь, а осознание того, что ни один человек не способен вылечить ее, заставляло его страдать еще больше. Но в конце концов брат Кантхо все-таки разыскал нужного человека — им и был дядя Мугон.

— А что стало дальше? — тихо спросил я.

— Я просто забрал его страдания, — спокойно ответил дядя Мугон.

— Каким образом? — удивленно поинтересовался я.

— Жить по уму — это и есть секрет Вселенной. Например, если не идет сон, не надо спать. Ведь нет на то никакого предписания. Так не лучше ли, когда постоянно мерещится мертвый человек, просто протереть глаза, а когда хочется что-то увидеть — поднять веки?

— Это что, способ лечения? То есть вы хотите сказать, что мою бессонницу тоже так можно вылечить?

— Нет, это не способ лечения. Даже если есть болезнь, это не значит, что обязательно нужно ее лечить. Существует же выражение: «Жить в обнимку с болезнью». Болезнь — часть нашей жизни.

— Получается, брат Кантхо даже после встречи с вами живет больной?

— Нет, — возразил дядя Мугон. — Он живет в обнимку с болезнью.

Если мы с братом Кантхо так сильно похожи, что нас тянет друг к другу, не означает ли это, что я теперь тоже должен буду жить в обнимку с болезнью?

Апрельская история, от которой разрывается сердце

Над водой в пруду с цветущими лотосами медленно плыла дымка, вокруг на высоких и низких холмах и в горах то тут, то там расцветали дикие вишни, а ветра, дующие в ущельях, становились теплыми. Когда я увидел весенние узоры, вышитые желтым и красным цветом, моя душа заволновалась, мне стало трудно усидеть на месте даже короткое время. Однако, насколько легко воспаряла моя душа, настолько же быстро она опускалась на землю.

В первой половине дня, до обеда, я сажал вместе с дядей Мугоном семенной картофель, рассаду помидоров, таро, разбрасывал подкормку, ускорявшую их и без того быстрый и дружный всход, затем обедал и шел заканчивать работу в поле, но каждый раз под теплыми солнечными лучами меня одолевала дремота.

Когда я, не в силах побороть ее, сидя на поле, клевал носом, дядя Мугон усаживался рядом и рассказывал истории. Истории о том, как некий монах, живший в период позднего Чосон, с места без разбега на одном дыхании перепрыгнул через ворота Независимости; или о том, как генерал Армии независимости в течение одной ночи волшебным образом добрался из Маньчжурии до дома высокопоставленного сановника и вернулся обратно, забрав с собой деньги на военные действия.

Это были рассказы, похожие на сказки. Даже в дни, когда дул теплый ветер, который, казалось, мог поднять нас в воздух, словно воздушный шар, даже когда над нашими головами шел бесконечный цветочный дождь, дядя Мугон рассказывал о левитации, магических способах преодоления расстояния, принципах создания Вселенной, злых духах и знаменитых гуру.

Однако я знал, что в прошлом дяди Мугона, который сейчас вел естественный образ жизни гуру, словно не имея никакой связи с земным миром, была женщина, прожившая с ним ровно три месяца. У них родилась дочь, которая сейчас жила в Понпхёне и называла отцом другого человека. Временами вечером, перед тем как уснуть, он вспоминал свою дочь. В такие дни в темноте подолгу раздавались его тяжелые вздохи, и я слышал его мысли: «Я не знаю, с какого момента моя жизнь пошла по неверному пути». Однажды, не выдержав, я сказал ему:

— Если вы думаете, что ваша жизнь пошла по неверному пути, разве нельзя хотя бы сейчас жить как надо? Идите и найдите дочь.