Обольщение по-королевски - Дженнифер Блейк

Анджелина показывала и называла ему различные виды деревьев — красный дуб, белый дуб, магнолии, ивы, клены. Она обратила его внимание на дикие азалии — их мясистые ростки уже набрали силу и были готовы к раннему цветению, на зеленые побеги низкой поросли черники и кусты ежевики. Мать Тереза была большой любительницей познавательных прогулок, она всегда вдавалась в мельчайшие подробности, рассказывая о флоре и фауне Нового Света, подчеркивая отличие здешней пышной и сочной природы от выжженных иссохших ландшафтов холмистой Испании, откуда была родом сама настоятельница.

Но скоро запас знаний Анджелины, почерпнутый из прогулок с матерью Терезой, иссяк. И она заметила с облегчением, что ее заключительный рассказ о приготовлении акадцами напитков из лесных ягод перевел мысли Оскара на другой предмет.

Акадцами называли франкоязычных переселенцев, которых вытеснили с насиженных мест англоязычные сограждане еще в середине восемнадцатого столетия. После многих лет невзгод и тягот они осели на землях Луизианы, где влились в местное население, говорившее на их родном французском языке, исповедовавшее одну с ними конфессию и имевшее много похожих обычаев. Тяжело и усердно работая, но имея склонность и к веселью, акадцы зажили привычным для них образом жизни — занимаясь земледелием, скотоводством, а также охотой и рыбной ловлей.

Вокруг Сент-Мартинвилля было расположено много поселений акадцев. Принадлежа к сословию земледельцев, они редко вращались в тех же кругах, что и знать Маленького Парижа, состоявшая из владельцев плантаций. Хотя были и исключения. Например, мадам Делакруа, у которой Анджелина, как, впрочем, и Оскар, была в гостях два дня назад, происходила из акадского рода и гордилась этим.

Было всегда приятно встречать акадцев в городе, куда они наезжали к воскресной мессе в повозках, переполненных домочадцами — семьи их отличались многочисленностью. Эти темпераментные люди, стоя на уличных перекрестках, постоянно оживленно спорили о чем-то, азартно жестикулируя. Дети акадцев были всегда ухожены и аккуратно одеты, коренастые приветливые отцы семейств носили, как правило, усы, матери были пышными и добродушными, а бабушки, разодетые в свои праздничные черные платья, с маленькими белыми чепцами на головах, подвязанными под подбородком, держали на коленях, покрытых белыми накрахмаленными передниками, каждая — по черноглазому малышу — младшему внуку.

Когда Анджелина и Оскар повернули к дому, она ясно увидела, как обрадовался ее страж. Несмотря на то, что Анджелине удалось его разговорить, он, по-видимому, постоянно находился в напряжении и теперь, возвращаясь домой, мог немного расслабиться.

В доме находился вернувшийся с дороги Рольф. Он был один. От принца не укрылось, что Оскар, увлеченный обсуждением с Анджелиной особенностей охоты на бекаса, пришел почти в отчаянье, когда Рольф освободил его от дежурства. В голосе Рольфа, дававшего новое поручение молодому человеку, отчетливо звучали резкие нотки, и его глаза мрачно сверкали, провожая грациозно откланявшегося и удаляющегося Оскара. Анджелина насмешливо улыбалась.

Ей, однако, Рольф не сказал ни слова. Но то, как он погнал ее, словно паршивую овцу, вверх по ступеням в комнату, приказав слуге подать ей — чаю, а себе — шерри, — заставило Анджелину почувствовать себя настоящей пленницей так остро, как она еще ни разу не чувствовала этого с момента похищения.

Солнце спряталось за тучи, и дневной свет уступил место слишком ранним для этого часа сумеркам.

Оказалось, что Рольф вернулся, опередив остальных, потому что получил важное письмо, которое требовало незамедлительного ответа. Сидя за письменным столом, на котором напротив него стоял подсвечник, а несколько в стороне бутылка шерри, Рольф быстро писал, посверкивая заостренным гусиным пером в полусумраке, царившем в комнате, и стремительно водя им по листу пергамента.

Анджелина сидела в кресле у огня и пила чай с кусочком сдобного рулета, поглядывая время от времени на принца. В комнате было тепло, но довольно сыро.

Поднявшись с кресла, Анджелина подошла к окну и рассеянно уставилась в голубые зимние сумерки. Интересно, что сейчас делает Клэр? Без сомнения она в этот час вкушает простой монастырский ужин — сыр с хлебом и молоко. В обители был заведен обычай устраивать основательную трапезу один раз в сутки — около полудня. Знает ли она, что случилось с ней, ее кузиной? Волнуется ли? Навряд ли.

Услышав легкий шум за спиной, Анджелина обернулась. Рольф сидел, опершись на локти, поигрывая гусиным пером в тонких пальцах. Взгляд его синих глаз был сосредоточен на Анджелине, и это наполнило сердце девушки сильнейшим беспокойством.

Теряя мужество и не думая, что говорит, она вдруг спросила:

— Как долго вы намерены держать меня здесь?

Он не сразу ответил.

— Пока оракул не заговорит.

— Я не могу сказать вам то, что вы хотите услышать.

— Тогда, — произнес он как можно более безразличным тоном, — вы сами себя загоняете в тупик. Ключ к свободе в ваших руках. Хотите — воспользуйтесь им, а не хотите — не надо.

От его притворного смирения кровь закипела в ее жилах. Анджелина судорожно сжала кулаки, вонзив ногти в кожу ладоней, чтобы усилием воли сдержать свой гнев.

— Раз я остаюсь, то будьте добры, скажите, есть ли в этом доме книги, я же должна как-то коротать время?

— Сведя близкое знакомство с месье Делашезом, я могу утверждать, что вряд ли в его усадьбе отыщется хотя бы одна книга.

— А вы сами, конечно, не удосужились бросить в свой багаж что-нибудь в этом роде.

— Трактат на латыни о походах Александра Македонского, научный труд на немецком языке по ботанике с описанием флоры, найденной в бассейне реки Амазонки в Южной Америке, и томик санскристкой поэзии, прекрасной, но немного фривольной. Если вы читаете на каком-нибудь из этих трех языков, то милости прошу пользоваться моей библиотекой.

— Благодарю вас, — как можно более сухо сказала Анджелина. — Книга о походах Александра, пожалуй, скрасит мне пару часов.

Огонек интереса зажегся в его глазах, и он широким жестом указал ей на шкаф. Анджелина, воспрянув духом, решила воспользоваться моментом и развить свой успех.

— Есть еще кое-что не менее пустячное, но требующее немедленного решения, раз уж мне суждено остаться здесь. Дело в том, что я не могу изо дня в день носить один и тот же наряд.

— Сейрус будет стирать ваше платье, — довольно равнодушно отозвался принц.

— Я знаю, и он очень старателен, но мое платье порвано во многих местах и скоро превратится в груду тряпья.

— Выход из этого затруднения совершенно очевиден.

Она взглянула на его вновь склонившуюся над столом золотистую голову.

— Но не для меня!

— Я разрешил вам пользоваться моей библиотечкой, теперь я великодушно предоставляю вам право пользования моим гардеробом, тем более что вы уже наложили на него руку. Чего же вы еще хотите?