Великолепный век. Тайная жизнь восточного гарема - Шапи Казиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Польщенная дама не замедлила проявить свою признательность, повлияв на султана в нужном Кутузову направлении.
В письмах к своей жене М. Кутузов описывал любопытные подробности своей кипучей деятельности: «Ничего примечательного после последней почты не случилось, кроме вещи здесь небывалой, а именно: султан-валиде, то есть мать султанская, прислала в церемонии чиновника своего валиде-кегая-колфосы, провождаемого переводчиком Порты, спросить об моем здоровье, объявить внимание ее ко мне и вручить от лица ее подарки, состоящие из шалей, трех платков, которые вечно сохраню, и многих парчей турецких, ост-индских и ормусских, и чашечку для кофея с дорогими каменьями; всего пиястров на 10 000. Да, чтобы тебе дать об великолепии азияцком понятие, надобно сказать об обеде капитан-паши; он молодой человек, фаворит султанской, женат на его сестре, великолепен, мот, три миллиона [пиастров] должен; учтив и любезен. Мебель и платье на людях, все новое было; слуг до тысячи в парче; ковры малиновые, бархатные, золотом шитые; софы с жемчугом; на ближних слугах очень много бриллиянтов. Между многих забав, был жирит, то есть скачка на лошадях. Все лошади его конюшни, которая, конечно, первая в свете. Он так великолепен, что лишь только увидел, что мне две лошади понравились, тотчас их на другой день и послал мне, и я уже с сей конюшни имею пять лошадей».
Описал Кутузов жене и прием у падишаха: «Дворец его, двор его, наряд придворных, строение и убранство покоев мудрено, странно, церемонии иногда смешны, но все велико, огромно, пышно и почтенно. Это трагедия Шекспирова, поэма Мильтонова, или Одиссея Гомерова. А вот какое впечатление сделало мне, как я вступил в аудиенц-залу: комната немножко темная, трон, при первом взгляде, оценишь в миллиона в три; на троне сидит прекрасной человек, лучше всего его двора, одет в сукне, просто, но на чалме огромной солитер (большой бриллиант в оправе. – Авт.) с пером и на шубе петлицы бриллиантовые. Обратился несколько ко мне, сделал поклон глазами, глазами и показал кажется все, что он мне приказывал комплиментов прежде; или я худой физиономист, или он добрый и умный человек. Во время речи моей слушал он со вниманием, часто наклонял голову и, где в конце речи адресуется ему комплимент от меня собственно, наклонился с таким видом, что кажется сказал: «мне очень это приятно, я тебя очень полюбил; мне очень жаль, что не могу с тобою говорить». Вот в каком виде мне представился султан».
Одаренный дипломат пробыл в Турции всего один год, но успел сделать очень много: упрочил влияние России в Турции и склонил ее к заключению союза с Россией и другими европейскими державами против революционной Франции. Влияние Франции было серьезно ослаблено, а французские подданные получили приказание покинуть пределы Турции.
О том, как устраивались всевозможные дела через посредничество жен «неподкупных» чиновников, вспоминала и Мелек-Ханум. В бытность ее супруга губернатором Иерусалима, она не теряла времени даром: «То один, то другой пришлет мне когда великолепные часы, когда бриллиантовую булавку или жемчужное ожерелье; они, казалось, соперничали между собою, кто из них сделает мне лучший подарок».
Если кто-то не догадывался заслужить признательность «первой леди», ее дворецкий находил всевозможные способы «призвать их к порядку». «Все это совершалось без ведома губернатора, – писала Мелек-Ханум. – И вскоре я увидала себя обладательницей четырехсот тысяч франков, заключавшихся частью в денежных суммах, частью в драгоценных каменьях и различных золотых украшениях».
Протекции были обычной практикой и при дворце. Сама Мелек-Ханум выхлопотала у султана прощение и видную должность для своего супруга Кипризли-Паши, находившегося в опале.
Та же Мелек-Ханум проявила чудеса смекалки, когда, уже изгнанная мужем, направлялась в Стамбул. По пути через провинции, в которых назрел мятеж против самоуправства ее бывшего мужа, она рисковала жизнью. Но представившись женой нового губернатора, была принята с большим почетом, осыпана подарками и отправилась дальше, пообещав наивным бедуинам надежную протекцию.
Как правило, султан редко снисходил до того, чтобы самолично рассматривать кандидатуры на второстепенные посты. Этим занимались его вельможи, вернее – их жены, которых, в свою очередь, просили матери, жены или сестры кандидатов на «теплые» места. И тут, разумеется, не обходилось без соответствующих подарков, приношений и других знаков признательности.
Д. Дорис приоткрыл некоторые тайны султанского гарема: «Кадина не может никогда, ни под каким предлогом, покидать султанский сераль – в отличие от одалиски, простой икбал, у которой нет детей. Последняя может быть подарена Султаном фавориту или какому-нибудь крупному вельможе: в этом случае она, естественно, занимает первое место в гареме своего нового господина.
Часто Падишах делает такого рода подарок для того лишь, чтобы избавиться от женщины, к которой его каприз уже прошел или присутствие которой во Дворце покажется ему бесполезным. Иногда за этим щедрым жестом кроется тайный расчет, и на подаренную таким образом женщину возлагается миссия, роковая для того, чьей женой она становится. Так, алим Сайфеддин-эфенди, более других внушавший опасения Султану, получил от него в подарок изумительной красоты рабыню, которая оказалась слишком прекрасна: он так любил ее и так был любим ею, что от этой любви умер…
Еще чаще этим женщинам, рассылаемым в гаремы к подозреваемым лицам, приходится заниматься таким низким делом, как шпионаж. Турецкие мужья гораздо откровеннее со своими женами, чем это обычно представляют. Они часто посвящают жен в свои планы, делятся своими проблемами, иногда даже советуются с ними, и это доверие отчасти служит для них вознаграждением за то жалкое положение, которое они обречены занимать в обществе: этим легко пользуется Абдул-Хамид. Если случается, что женщина привязывается к своему новому господину и не выполняет свою предательскую миссию, она теряет право когда-нибудь вернуться в султанский гарем. Чтобы иметь возможность вернуться в этот «Сад Наслаждений», она должна прежде всего оказывать некоторые услуги. На жаргоне сераля это называется «получить паспорт». Во время армянских событий женщины-шпионки сыграли важную роль. Именно благодаря им власти выяснили, кто из турок выказывал симпатии к армянам, злоумышляя против Султана.
В обычное время они занимаются этим в стенах самого Дворца, наряду с евнухами, которые, прячась за шторами, постоянно подслушивают из-за перегородок все разговоры. Иногда Абдул-Хамид лично узнает то, что ему важно знать. Так, однажды, увидев юную рабыню, которая стирала платки своей госпожи-кадины, он приказал, чтобы ее доставили к нему и удовлетворил с нею свою внезапную прихоть. И так как, говоря словами поэта, удовольствие всегда располагает к беседе, он пообещал ей титул принцессы при условии, что она будет сообщать ему о том, что думают дамы из ее гарема, и какого они мнения о нем. Поощренная таким образом, новая фаворитка не замедлила удовлетворить любопытство Повелителя и сообщила ему, что кадина, ее госпожа, находит его слишком старым и неспособным к любви. Получив горький урок, Абдул-Хамид поставил юную рабыню над ее впавшей в немилость госпожой, сказав: «Так я поступлю со всеми, у кого на сердце не то же, что на языке».