Свет. Испытание добром? - Юлия Федотова

И что взять с одураченного моосмоорского парня, который вчера только вылез из своих болот и сразу попал в лапы хитроумных еретиков. Один-единственный хейлиг новой веры за пару-тройку проповедей сводил с ума целый приход. А тут на одного-единственного «прихожанина» пришлось сразу шестнадцать хейлигов! Где уж ему, бедному, было устоять?

– Ну что, правоверный ты наш, отправишься служить на границу с Морастом. Комаров кормить тебе не привыкать. И вонью своей ты там никого не напугаешь… Тебе ведь теперь мыться-то не положено, так?

– Так точно! – счастливо выпалил парень. – Не положено! Потому как это большой грех!

Он не ждал, что наказание окажется таким легким. Он думал, что умрет сегодня. Ему сказано было: ты умрешь сегодня, но не просто так, а во имя праведной веры. За это все твои прежние грехи будут разом прощены и отправится твоя душа прямиком в дивный Регендал и будет там блаженствовать.

Грехов у Торстена Хута было великое множество. В детстве он воровал яйца из соседского курятника, потом стал задирать у девок подолы и пить пиво по постным дням, а однажды ночью из озорства залез с парнями в приходской храм и углем подрисовал Гимельде, второй из Дев Небесных, лихие рыцарские усы. Ясно, что за такие дела лежала его душе прямая дорожка в Хольгард, на вечные муки. Поэтому он очень рад был, когда нашелся способ избежать злой участи. Правда, что такое «блаженствовать», он представлял смутно, но понимал, что это гораздо приятнее, чем мерзнуть в ледяных струях источника Возмездия или ползать животом по раскаленному железному листу (кто не знает, именно так поступают в Хольгарде с грешниками).

Ему было велено отомкнуть засовы казематов – он сделал это без колебаний и сомнений, наоборот, с великой радостью за спасенную душу свою. Но как только корабль с божьими людьми скрылся за стеной дождя, радость сразу поиссякла. Он вдруг понял, что «блаженствовать» ему пока совершенно не хочется, а хочется пить пиво, гулять с девками и еще хотя бы раз повидать матушку с отцом. Однако дело было сделано, и он стал ждать заслуженной казни. И когда его светлость лагенар Нидерталь велел признаваться честно – он взял и признался, чтобы не замарать свежеочищенную душу новым грехом.

Он ждал, что будет бит плетью и четвертован – обычная казнь для изменника. А вместо этого получил всего-то перевод по службе. Это ли не чудо? Сжалились Девы Небесные над слугой своим… Стоп. Как это – сжалились? Ведь хейлиги пленные говорили ясно: нет для человека большего счастья, чем очутиться в дивном Регендале. Выходит, не милостью своей Девы его одарили, а наоборот, отказали в счастии и блаженстве? А за что? Что он сделал-то не так? Вроде бы старался…

Право, странно все это! Зря он хейлигов так рано отпустил. Надо было сначала расспросить получше, что да как…

– А он мне говорит: «Так точно, не положено! Потому как это большой грех!» – Дитмар фон Раух вновь выступал в роли рассказчика, делясь подробностями неприятного происшествии в башне. – Я сразу-то не успел вам сказать. По новой вере человек не должен заботиться о теле своем, потому как это отвлекает его от заботы о душе. И мыться ему следует не чаще раза в полгода, а лучше и того реже, лишь в случаях крайней нужды: если вдруг в болото провалился или помоями облили тебя… Что же ты, братец, скривился? По-моему, это как раз в твоем духе – не утруждать себя лишний раз…

– Ну и ничего подобного! – оскорбленно перебил лагенара Йорген, он сразу понял намек. – Я моюсь часто и с удовольствием. И если вчера, утомившись с дороги, мы с Тииллом не нашли в себе сил добрести до помывочной, это еще не значит, что мы готовы обратиться в новую веру!

– А я-то думал, два праведника предо мной! – рассмеялся Дитмар фон Раух.

И почему старшие братья так любят издеваться над младшими? Откуда у них эта дурная манера?

– Вот ты смеешься, брат мой, а мне меж тем действительно очень нравится этот постулат. Но вовсе не потому, что я намерен ему следовать. Он полезен тем, что поможет нам выявлять адептов новой веры: если человек неопрятен, грязен и блохаст, его следует подозревать в принадлежности к еретикам и содержать в темнице до выяснения степени его благонадежности.

Да, это было разумно придумано, и все-таки Дитмар не удержался от ехидства:

– Тогда, братец, мне следовало начать вчера с вас!

– Ничего подобного! – парировал Йорген с достоинством. – Нужно уметь отличать свежую дорожную грязь от грязи застарелой! – Подумал секунду и добавил победно: – А блох у нас с Тииллом и вовсе нет!

Пошел поп по базару…

А. С. Пушкин

Силониец с магом предполагали продолжить путь в Нидерталь уже на следующий день – зачем напрасно тратить время, которого, может быть, не так уж много и осталось? Правда, Тьма не смогла окончательно покорить мир за целое десятилетие, но кто сказал, что со Светом получится так же? Лучше уж поспешить. Но Йорген попросил день отсрочки – у него возникло неотложное дело в столице. Догадываетесь, какое именно? Ну конечно же, визит к ювелиру! Дитмар выполнил его просьбу, медальон в виде овцы заказал, и теперь Йорген желал лично проконтролировать процесс. Но признаваться в этом друзьям он не стал, постеснялся. Лишь напустил на себя загадочный вид и многозначительно молвил: «Что поделаешь – служба!»

Ювелир жил на улице с громоздким, но романтичным названием Фергиссмайннихтунднахтигальштрассе»[12]. Громоздкость объяснялась просто: здесь издавна селилась большая диаспора гномов, выходцев из Нижнего Вашаншара. Что же касается романтики… В первый год жизни своей в столице по-юношески любознательный Йорген потратил немало часов личного (и служебного, к слову, тоже) времени, чтобы найти на этой улице что-то, хотя бы издали напоминающее незабудку или соловья. Но цветов на улице не росло вовсе – домовладельцами здесь были за редким исключением гномы, а они не имели привычки разбивать палисадники у своих домов. А из пернатых встречались лишь вездесущие чайки, куры, гуси, голуби и воробьи. Так что изыскания Йоргена успехом не увенчались. Местные жители удовлетворить его любопытство тоже не смогли. Загадка осталась неразгаданной.

Впрочем, это была не единственная загадка эренмаркской столицы. На вопрос, почему у нее, у столицы вышеупомянутой, нет собственно названия, не только ланцтрегер фон Раух – лучшие умы королевства не могли дать ответ. Ходили тихие невнятные разговоры о каком-то проклятии или, наоборот, об особой милости Небес – и только.

Но вернемся на Фергиссмайннихтунднахтигальштрассе, к дому мэтра Тренненпудеркварка, у которого снимал три лучшие меблированные комнаты, мастерскую и лавку на нижнем этаже интересующий нас ювелир, обергольдмастер Штоффенхальтерфалль.

Это был пожилой, очень почтенный, однако слишком худосочный для представителя своей расы гном – большинство из них отличается сложением крепким, они упитанны и коренасты. Но это относится в первую очередь к гномам Нижнего Вашаншара, ведущим здоровый подземный образ жизни и занятым физическим трудом. Обергольдмастер же Штоффенхальтерфалль был коренным, в пятом поколении, уроженцем эренмаркской столицы. За всю свою долгую жизнь он не держал в руках ничего тяжелее штихеля, на родине предков не бывал ни разу, да и не стремился туда попасть. И правильно сделал, кстати. Его бы туда все равно не пропустили привратники. И даже государственный могильщик, а по совместительству известный контрабандист Мовус Оппершаффергренц отказался бы провезти его внутрь на своей похоронной вагонетке, даже если вместо обычной таксы в три золотых с носа ему посулили бы все тридцать.