Нубийский принц - Хуан Бонилья

— Ну что у тебя за зуд?

Я вздрогнул, словно от электрического разряда. Неужто албанке известно о моих ночных страданиях?

— Дела плохи. Моряки не в восторге от того, что случилось. Готов поспорить, плана спасения нубийца на случай, если они решат отомстить за своего товарища, у тебя нет.

Лусмила презрительно фыркнула. Потом поинтересовалась, где Ирене, и не на шутку встревожилась, узнав, что я оставил ее одну. Я уже собирался потребовать, чтобы она прекратила настраивать негритянку против меня, но Лусмила неожиданно вскочила на ноги и побежала в бар. Негр, похожий на борца сумо, бросился на своего соперника, как ослепший от ярости бык. Тот встретил атаку, приняв боксерскую стойку. Блистательный апперкот заставил толстяка отскочить назад. Из глаз у гиганта посыпались искры, но его противник не стал наносить новые удары и предпочел отступить. Он использовал проверенную тактику: терпеливо изнурял соперника, стараясь держать его на расстоянии, поскольку гигант, сумей он подобраться ближе, раздавил бы его в два счета. Подвижный и ловкий, негр кружил по рингу, время от времени нанося неповоротливому противнику меткие удары и постепенно ломая в нем волю к сопротивлению. В боях без правил нет раундов. Бойцам не приходится рассчитывать на спасительный удар гонга. Я не сводил глаз с неуклонно сдававшего позиции борца сумо. Этот бой обещал заведению сумасшедшую прибыль, ведь, судя по отчаянию публики, на трибунах не нашлось никого, кто рискнул поставить на поражение толстяка. Убедившись, что гора жира готова рухнуть и растечься по полу, сухопарый боец позабыл о боксерских приемах и бросился на соперника. Это было серьезной ошибкой, поскольку борец сумо внезапно собрался с силами и постарался отразить атаку. Однако молодой боец легко разгадал намерения своего соперника, отшвырнул его двумя прямыми ударами, а потом разогнался, описав круг по арене, и со всей силы ударил головой в челюсть толстяка. Тот как подкошенный рухнул на арену. Противник тотчас вскочил ему на грудь и принялся молотить поверженного соперника кулаком по лицу; он успел нанести ровно семь ударов, прежде чем судья объявил об окончании боя. Сосед албанки с разочарованным видом поднял с пола бутылку белого вина, которая была зажата между его лаковыми туфлями, и наполнил бокал. Охранникам стоило большого труда унести бесчувственного гиганта с арены. Из бара вернулись Ирене и Лусмила. Последняя поинтересовалась:

— Я что-нибудь пропустила?

Я только и сумел выговорить:

— Это было потрясающе.

Но самое интересное ждало нас впереди. На арену выскочил наш моряк в боксерских трусах под цвет национального флага, готовый померяться силой с целой армией. На спине у него красовалась татуировка: волкодав с золотыми клыками. На ринге морячок выглядел выше, чем в номере у Лусмилы: казалось, что он может достать рукой до потолка. И все же, несмотря на свирепый вид, этот парень был чертовски уязвим, словно где-то на его теле скрывалась пробка, и было достаточно вытащить ее, чтобы весь воздух спустился через эту маленькую дырочку. Вслед за морячком на ринг вышел нубиец. Среди его секундантов оказался — кто бы вы подумали? — Менеджер, с которым я говорил в парке магнолий. Я едва не сказал Лусмиле: “Гляди, это тот самый парень, который обещал провести меня сюда”. Возможно, воспользуйся я предложением Менеджера, наша встреча с нубийцем состоялась бы гораздо раньше. Я спросил Лусмилу, отчего она так уверена, что наш негр победит и что нам удастся поговорить с ним после боя. Она ответила, не сводя восхищенных глаз со статной фигуры нубийца:

— Тип со шрамами уговорил меня поставить на него сотню, но теперь я вижу, что продешевила.

— Mamma mia! — выдохнула Ирене, пожирая взглядом нубийца.

В парне было не меньше метра девяноста росту. О таких губах, полных и чувственных, мечтали все без исключения светские львицы, но ни одна пластическая операция не дала бы подобного эффекта. Дельтовидные мышцы напоминали о шедеврах мастеров эпохи Возрождения, воплощавших в камне грезы об олимпийских богах. Но лучше всего были его ноги, длинные, стройные, не слишком мускулистые, с гладкой, блестящей кожей. Череп нубийца был гладко выбрит, запястья и колени туго забинтованы, желтые шорты ловко охватывали упругие ягодицы. Я вспомнил, как Гальярдо определил истинную красоту: от одного взгляда на нее голова идет кругом.

Бой получился не слишком интересным. Он длился ровно сорок восемь секунд. Морячок применил пару приемов кун-фу и нанес несколько слепых бесполезных ударов. Нубиец расправился с соперником без видимых усилий. Он набросился на моряка, повис у него на плечах и швырнул наземь. Морячок попытался подняться, но нубиец пригвоздил его к полу, надавив предплечьем на горло, и несколько раз ткнул кулаком в солнечное сплетение. Глаза морячка наполнились ужасом и мольбой. Но пощады не было. Когда нубиец поднялся на ноги, болельщики его соперника стали кидать на ринг пивные бутылки. Нубиец оставался невозмутимым. Однако трибуны продолжали бесноваться, и охранникам пришлось восстанавливать порядок при помощи кулаков. Боец незаметно исчез с арены в сопровождении Менеджера. Зажглись лампы, зал наполнился неприятным белесым светом, работники клуба потянулись к выходу, обсуждая подробности прошедших боев. Лусмила помчалась вызволять свой выигрыш. Я стоял у стены, скрестив руки на груди и завороженно глядя в потолок, рядом была Ирене, ее смуглое лицо было намного бледнее обычного, то ли от волнения из-за встречи с нубийским божеством, то ли от противного света ламп, искажавшего цвета.

— Ну и как тебе все это? — спросила она, просто чтобы поддержать разговор.

— Здорово, — признался я. — Никогда бы не подумал, что бои без правил — такая волнующая штука.

— Я тоже.

Испугавшись, что между нами снова повиснет неловкое молчание, я спросил, что она собирается делать с ребенком.

— Никакого ребенка пока нет.

— Лусмила наверняка упоминала, что Клуб может оплатить тебе операцию.

— Разумеется.

— А кто отец?

— Никто, один парень, я не знаю, и вообще хватит об этом.

У меня зазвонил телефон. На экране светилось имя Лусмилы. Албанка велела нам с Ирене идти к выходу: ей удалось пробраться в фургон, в котором нубийцу предстояло вернуться в Малагу. Если на земле существовал человек, способный провернуть такую операцию, это могла быть только Лусмила. Однако идти на ее зов я не торопился: мне не хотелось ехать непонятно куда в зловещем фургоне. Приказав Ирене следовать за мной, я начал продвигаться по опустевшим трибунам и по пути наткнулся на знакомого журналиста из газеты “Опиньон”. Тот сделал вид, что не узнал меня, но я как ни в чем не бывало поинтересовался, собирается ли он написать о сегодняшних боях. Наш отважный репортер панически боялся разоблачения. Он присутствовал в зале исключительно в качестве зрителя, начальство строго-настрого запретило ему писать о подпольных боях, да он и сам не собирался рисковать, навлекая на себя гнев серьезных людей. Я попросил журналиста подбросить меня до Малаги, а Ирене сказал, чтобы она оставалась с Лусмилой и что мы наверняка еще увидимся, хотя возможно, что и нет. Другими словами, я выбрасывал белый флаг, отказывался от погони за нубийцем и предоставлял Лусмиле возможность снабдить Клуб великолепным трофеем. Я не боялся показаться трусом в глазах албанки, ведь ее собственная победа вполне могла оказаться пирровой. Возможно, я был вовсе не таким хорошим охотником, как привык считать, и уж точно не был лучшим охотником Клуба, как убеждала меня Докторша, когда я начинал заниматься самоедством. Я понятия не имел, что станет делать Лусмила, чтобы переманить нубийца, и с ядовитой усмешкой представлял, как он отвергнет ее предложение и останется верен боям без правил, благодаря которым ему уже удалось забрать с мрачного горного склона семью и скопить приличный капитал, позволявший всерьез задуматься об открытии дискотеки для негров или круглосуточного супермаркета в квартале нелегалов, а впереди маячили перспективы получения гражданства. Теперь, когда я выпал из борьбы и надеяться оставалось только на неудачу албанки, руководящая должность и собственный кабинет утратили для меня львиную долю своей привлекательности, и мне стало казаться, что моя судьба — искать жемчужины в грязи, скитаться по побережью, спасая тех, кто достоин лучшей жизни, прежде чем жандармы отправят их назад в нищету и безвестность.