Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

случая съязвить по поводу рано умершего даоса. Однако было ясно, что этот разговор был не более, чем яркой иллюстрацией притчи о зеленом винограде и лисе, которая на словах обесценивала то, что ей было недоступно.

— Как я погляжу, твоя душа какая-то неправильная и не такая уж и чистая.

Великий мастер Хуайцзуй наложил на Мо Жаня заклятие, скрывающее ауру живого человека и объединяющее душу с телом, поэтому стражник не смог сразу раскрыть его обман, но что-то все же насторожило его. Самодовольно улыбаясь, призрак сел, положив ногу на ногу и неспешно достал из выдвижного ящика иссиня черную линейку[106.1].

— Мерка грехов[106.2].

На этих словах стражник буквально просиял от радости, хотя в этой ситуации гордиться ему было особо нечем. Ни в жизни, ни в смерти он не добился высокого положения, но все же у него была в руках Мерка грехов, благодаря которой он мог почувствовать себя вершителем судеб. Страж с торжественным видом ударил линейкой по столу и в упор посмотрел на Мо Жаня:

— Протяни руку и дай этому офицеру измерить твои прижизненные заслуги и добрые дела.

— …

Прижизненные заслуги и добрые дела[106.3]?

Если «добрые дела» этого достопочтенного сейчас откроются, его тут же схватят и прямиком отправят на суд к призрачному правителю Яме, чтобы тот стер его в порошок.

Но в тот момент, когда глаза всех присутствующих были направлены на него, бежать ему было некуда. Оставалось только, тяжело вздохнув, подхватить духовный фонарь одной рукой, а вторую протянуть мертвецу.

Не успел стражник приложить Мерку грехов к вене на его руке, как из нее послышались ужасающие вопли. Под плач и стенания тысяч голосов линейка ярко засияла алым, и сквозь черный металл проступила свежая кровь.

— Чтоб тебе не найти покоя после смерти[106.4]…

— Мо Вэйюй, да чтобы ты умер миллионы раз и никогда не переродился!

— Мама! Папа! Сукин сын, за что?! За что?!

— Нет, не убивай меня… умоляю, пощади меня…

Мо Жань тут же отдернул руку. В одно мгновение с его лица исчезли все краски и оно стало белым, как бумага.

Все призраки у Ворот смотрели на него. У стражника заблестели глаза, и он плотоядно уставился на Мо Жаня, как тигр или волк, почуявший запах крови. Наконец, он перевел взгляд на Мерку грехов, но яркое красное сияние и кровь уже исчезли с нее, рассеявшись подобно мороку по утру. Черная линейка была совершенно чистой, и лишь только на ее поверхности медленно, один за другим, начали проявляться иероглифы.

«Преступления невозможно оправдать. Направить на…»

На какой именно по счету круг Ада?

Так как Мо Жань отдернул руку, мерке не удалось совершить полный подсчет его преступлений, и никаких знаков больше не проявилось.

С яростным огнем в глазах и свирепым выражением лица стражник вцепился в его руку. Он выглядел, как скучавший долгое время незадачливый охотник, которому вдруг несказанно повезло поймать редкую птицу. Ноздри его раздувались от предвкушения, глаза подозрительно блестели, кишки опять почти полностью вывалились наружу, однако на сей раз он даже не удосужился запихнуть их обратно.

— Стой! Не шевелись! Я должен еще раз проверить.

Он буквально сгорал от нетерпения, ведь сейчас этот призрачный стражник был так близок к исполнению самых смелых мечтаний. В этот момент он уже представлял себя приближенным ко двору правителя Ямы.

Ногти призрачного стража впились в запястье Мо Жаня, когда он насильно подтянул его к себе. С безумным блеском в глазах страж Адских Врат приложил Мерку грехов к телу Мо Жаня.

Если он и в самом деле поймает кого-то, кто должен спуститься на Восемнадцатый круг Ада, то это будет огромное достижение. Самая меньшая награда – это возможность сразу же подняться на три круга выше. Тогда ему больше никогда не придется сидеть у этих ворот и вести учет всех этих мертвых душ.

— Измеряй! Хорошо измеряй!

Мерка грехов вновь ярко засияла.

Снова полилась кровь, и стенания огласили воздух.

Мо Жань за свою жизнь убил так много людей, что когда все их проклятья были собраны в этой черной линейке, подобная концентрация обид, горестей и ненависти чуть не уничтожила Мерку грехов.

— Ненавижу…

— Мо Вэйюй, моя смерть не сойдет тебе с рук… Нет тебе пощады!..

С каждой секундой лицо Мо Жаня все больше и больше бледнело, он опустил взгляд и поджал губы. Сейчас сложно было сказать, что скрывает тьма в его глазах.

— Бесстыжий! Ты превратил мир людей в Чистилище!

— И после смерти я буду преследовать тебя…

— ААА!..

Плач, рыдания, вопли, проклятья.

Но вдруг среди всего этого хаоса послышался тихий вздох:

— Прости, Мо Жань. Учитель был не прав…

Мо Жань тут же поднял полные скорби глаза.

Он вновь услышал те слова умирающего Чу Ваньнина из прошлой жизни. Сказанные с такой нежностью и печалью, они, словно острый кинжал, раскроили ему череп и разбили на части его душу.

Между тем звуки, исходящие из Мерки грехов, постепенно стихли.

На ее поверхности снова проявились иероглифы:

«Преступления невозможно оправдать. Направить на…»

И на этот раз, хотя Мо Жань не отдернул руку, надпись так и не проявилась до конца!

Стражник удивленно постучал по Мерке грехов.

— Сломалась? — он снова хлопнул по ней. Вдруг линейка мелко задрожала, первоначальная надпись исчезла с ее поверхности, а на конце вспыхнуло несказанной красоты божественное сияние, которое быстро распространилось по всей Мерке грехов.

На этот раз из нее полились не плач и проклятия, а нежные трели сотен фениксов. Словно звуки Небесных райских садов достигли Подземного Царства, в один миг опьянив всю толпу призраков, включая стражника Адских Врат.

Только когда божественное пение вдруг стихло, страж пришел в себя.

Он еще раз взглянул на Мерку грехов, на которой сверху вниз начала появляться новая надпись: «Обычная душа. Пропустить».

На мгновение стражник лишился голоса, а потом закричал:

— Не может такого быть!

Разве только что тут не было «невозможно оправдать»? Почему сейчас «обычная душа»?

Он не мог в это поверить, поэтому снова и снова прикладывал Мерку, однако каждый раз был один и тот же результат: сначала вопли ужаса, затем божественная музыка, и надпись «невозможно оправдать» менялась на «обычная душа, пропустить».

У разочарованного стража не было никаких причин не пускать «обычную душу» в подземный мир.

Он злобно принялся запихивать свои кишки обратно в живот, приговаривая:

—