Проклятый манускрипт - Филипп Ванденберг

Афра почувствовала, как сильно забилось ее сердце. Она беспомощно кивнула, боясь сказать что-нибудь глупое, и слабо улыбнулась. Она немного испугалась, когда услышала свои собственные слова:

— Портной прав, мастер Ульрих. Хотите взглянуть?

— Именно за этим я и здесь, госпожа Афра, — ответил Ульрих, как будто это само собой разумелось. Его голос успокаивал, и в тот же миг Афра отбросила все сомнения.

— Тогда идемте, — сказала она, как будто это было в порядке вещей, и жестом пригласила Ульриха подняться по лестнице. Когда они направлялись в комнату Афры, она решилась нарушить неловкое молчание:

— Рыбак и его жена, которые заменили мне родителей, танцуют сегодня в «Олене». А вы почему не танцуете?

— Я-а-а?! — засмеялся мастер Ульрих и потянулся. — Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я последний раз отплясывал. А что тебе мешает заняться этим, девица Афра? Как я слышал, ты очень популярна среди каменотесов и столяров.

— А они у меня нет, — едко ответила Афра. — Эти ребята бегают за каждой юбкой, если ее обладательница не старше их матери. Нет уж, лучше я останусь одна.

— Так ты однажды в монастыре окажешься. Было бы очень жаль такого красивого ребенка, как ты.

Афре была приятна лесть, хотя она и не воспринимала ее всерьез. Но на этот раз все было иначе. Девушка с наслаждением впитывала слова Ульриха, словно свежий утренний воздух летнего дня. Слишком уж долго она ждала приветливого слова или невинного флирта.

В своей комнате Афра поспешно убрала со стула свое повседневное платье — больше посадить гостя было некуда. Потом она вынула из шкафа платье, сшитое Варро, и протянула его Ульриху.

— Красиво, очень красиво, — заметил он.

От Афры не укрылось, что Ульрих едва взглянул на работу портного.

— Вы хотели… — неуверенно начала она.

— …чтобы ты надела платье. Платье без содержимого так же скучно, как литургия. Ты не находишь?

— Как вам будет угодно, мастер Ульрих.

Хотя на ней была длинная нижняя рубашка, Афре казалось, что она стоит перед Ульрихом голышом. Обычно она не стыдилась. Тот, кто многие годы жил в деревне, среди простых добродушных людей, забывал, что такое стыд. Но в этой неожиданной ситуации Афра почувствовала, что ей стыдно переодеваться перед Ульрихом.

Такой человек, как Ульрих фон Энзинген, имевший большой опыт общения с людьми и, казалось, знавший, как себя вести в любой ситуации, заметил ее нерешительность, оседлал единственный в комнате стул и повернулся к Афре спиной. И, подмигнув, сказал:

— Ну, давай. Я уже не смотрю.

Афра покраснела. Она чувствовала себя иначе, чем когда раздевалась перед художником Альто Брабантским: ее охватил страх. Внезапно девушка жутко испугалась, испугалась того, как она отреагирует, если Ульрих фон Энзинген подойдет к ней. На самом деле она ничего другого не хотела, но опыт общения с мужчинами лишил ее каких бы то ни было иллюзий. Как часто в часы одиночества Афра думала о том, удастся ли ей когда-нибудь полностью отдаться мужчине. Тогда она чувствовала себя опустошенной и неспособной испытывать страсть.

Теперь, сняв с себя нижнюю рубашку, девушка стояла голая за спиной Ульриха. Он не видел ее, и она почувствовала легкое разочарование оттого, что он не обернулся. С тех пор как мастер Альто изобразил ее на иконе святой Сесилии, она гордилась своим прекрасным телом. Афра проворно надела зеленое платье, поправила грудь и пригладила воротник. И, приглаживая косу, уложенную венком, она задорно, словно ребенок, играющий в прятки, воскликнула:

— Мастер Ульрих, теперь можно смотреть!

Ульрих фон Энзинген поднялся и удивленно взглянул на Афру. Он уже давно знал о том, что она прекрасна, прекраснее, чем все остальные дочери граждан Ульма, которых родители по воскресеньям водили в церковь. Афра была не похожа на других. Ее темные волосы блестели, как шелк. На щеках играл легкий румянец, губы были безупречны, а глаза обещали тысячи наслаждений.

Мастер Альто научил Афру принимать позы, выгодно подчеркивавшие линии ее тела. Она перенесла тяжесть тела на правую ногу, слегка повернув левую, руки были сложены за головой, как будто она все еще поправляла волосы. Эта поза особенно подчеркивала ее грудь, выглядывавшую из выреза, и Ульрих не сразу смог отвести от нее взгляд и оглядеть стройное тело.

Он был смущен. Лицо ее чем-то напоминало Уту, фигуру, стоявшую в Наумбургском соборе, — самое прекрасное воплощение в камне к северу от Альп. А тело Афры не шло ни в какое сравнение с телами Умных Дев, украшавших главный портал Магдебургского собора.

Афра с улыбкой смотрела на Ульриха. Она с удивлением обнаружила, что Ульрих фон Энзинген, известный архитектор, может смутиться. Когда она глядела на него, то видела отчетливые признаки неуверенности. Он избегал ее взгляда, и впервые в жизни Афра почувствовала, что она в силах полностью подчинить себе мужчину.

— Что же вы молчите? — попыталась она разговорить Ульриха. — Могу себе представить почему. Вы находите, что такое роскошное платье не подходит простой трактирщице из столовой. Не так ли?

— Наоборот, — возразил Ульрих. — При виде тебя у меня перехватило дыхание. Я бы скорее сказал, что такая красивая девушка, как ты, не подходит для работы в столовой.

— Вы смеетесь надо мной, мастер Ульрих!

— Ни в коем случае! — Он подошел к Афре на шаг. — С момента нашей первой встречи, там, в хижине наверху, я потрясен твоей красотой.

— Вам очень хорошо удавалось это скрывать, — ответила Афра. Комплименты Ульриха придали ей уверенности. — Я приняла Вас за чудака, женившегося на архитектуре. В любом случае, вы показали себя не с лучшей стороны, хотя я спасла вам жизнь.

— Я знаю. А насчет чудака ты не совсем не права. Все настоящие деятели искусства поглощены только своим искусством и собой. И в этом нет никакой разницы между поэтами, художниками и архитекторами. Но есть у них еще кое-что общее: муза, женщина неземной красоты, которой они поклоняются и которую превозносят в своих произведениях. Вспомни, кого воспевал Вальтер из Фогельвейде[8]в своих «Сказочных песнях». Или, к примеру, Губерт ван Эйк,[9]известнейший художник нашего времени. Его мадонны — отнюдь не святые, они — женщины, достойные преклонения, с обнаженной грудью и чувственными губами. А фигуры, которые выставляют мои собратья по цеху на порталах соборов, как будто бы к вящей славе Господа, на самом деле являются воплощением их муз или мечтами мужчин, воплощенными в камне.

Ульрих подошел еще на шаг. Афра непроизвольно отступила назад. Вот и наступило то, чего она боялась, на что так надеялась. Как ей хотелось близости с ним, как мечталось, чтобы это случилось, а вот теперь она отходит от него. Чего же она хочет? Она с огромным удовольствием провалилась бы сквозь землю.