Утерянное Евангелие. Книга 1 - Константин Стогний

— Почему ты примкнул к ученикам Иешуа?

— Он сам позвал меня, когда принимал водное крещение у своего троюродного брата Йонахана. Сказал: «Иди за мной!»

— И ты, как послушный баран, поплелся за ним… — рассмеялся Шаул. — Чем же он заманил тебя?

— Иешуа называл себя посланником, который исполняет волю Отца. И он исполнял, исцеляя прокаженных, изгоняя бесов из одержимых и… поднимая из мертвых.

— Что-о-о? — не сдержал смеха Шаул и посмотрел на Луция. — Ты слышал это?

Луций тоже рассмеялся, тихонько захихикал и писец в своем уголке.

— Я говорю то, что видел. Я видел, как поднялся из могилы праведник Лагар… Он и сейчас живет и радует своих домашних.

— …Прекрати нести бред! — грубо оборвал Филиппа Шаул. — Он кто, твой Иешуа? Бог?

— Я видел его, рав Шаул, — продолжал Филипп. — Я шел рядом с ним после Воскрешения. Он говорил со мной. Это невероятно, но это так! Иудеи говорят: «Господь Бог». Вы имеете в виду, что тот, кто сейчас правит этим миром, является и создателем этого мира. Так вот, говорю тебе: как Господь — это Бог, так Иешуа — это Христос[25]!

Оторопевший Луций перевел взгляд со стоящего грека на сидевшего на столе раввина.

— Прекрати, безумец, — миролюбиво попросил раввин. — Ты и так уже наговорил себе на казнь. Не делай так, чтобы она была еще более жестокой, чем ты заслуживаешь…

Филипп молчал, выказывая этим скорее смирение, чем страх.

— Приведи его. Сейчас, — предложил намеренно равнодушным голосом Шаул. — Покажи тело. Он же не сбросил изношенную шкуру, как змея?

— Бог не приходит по требованию, — очень серьезно ответил Филипп.

— Что значит это Воскрешение? — помолчав, спросил Шаул, убедившись, что писец все успевает записывать.

Филипп тоже посмотрел на писца, склоненного над папирусом, на Луция, держащего себя правой рукой за левый локоть, на Шаула, склонившегося над своим правым бедром, закинутым на стол:

— Вечная жизнь! Для каждого… — Филипп протянул к Шаулу ладони, будто предлагал что-то невидимое. — Каждого, кто верит.

— Сколько вас? — сухо спросил Шаул.

— Сейчас нас мало, — признался Филипп. — Но наше оружие — любовь. И это… это меняет все!

— Каковы ваши намерения?

— Почему ты боишься Его? Империя Ему не нужна. «Отдайте кесарю кесарево» — вот чему он нас учил.

— А если я велю распять тебя?

— Я приму это с радостью, — Филипп раскинул руки и опустился перед Шаулом на колени. — Бей!

— Бей? Ха-ха-ха, — раввин зашелся громким хохотом. — Глупец! Ты не знаешь, что такое распятие.

Шаул взял со своего стола тяжелый четырехгранный гвоздь и бросил его к коленям Филиппа. — Возьми!

— Что это? — удивленно спросил проповедник.

— Представь, что это железо проходит сквозь твои руки. И такой же гвоздь проходит через твои ноги. Его вбивают в пяточную кость. Можешь представить?

Филипп оторопело смотрел на большой кованый гвоздь.

— Вот что ты пропустил, когда сбежал с места казни, — продолжил раввин. — Гвозди пробивают кости…

Шаул встал со стола и подошел к правому плечу коленопреклоненного Филиппа:

— И тебе решать, что хуже. Боль здесь, — Шаул взял Филиппа за правую руку и нажал ногтем на запястье. — Или здесь, — с этими словами раввин сильно пнул грека по щиколотке. Тот вскрикнул и упал на вытянутые руки.

— Ты понимаешь, что тебя мучает вес собственного тела, а потом ты просто не можешь дышать, — сладко продолжал Шаул, погладывая на Луция, который за свою службу распял не один десяток преступников. — Ты осознаешь, что больше никогда не сможешь легко дышать, потому что каждый вздох дается тебе с огромным трудом.

Раввин снова сел на стол.

— Иешуа повезло, он висел всего несколько часов. Обычно люди висят сутками. Тяжело убивать, когда знаешь, что жертва чувствует все до конца, даже когда пика протыкает легкое и достигает сердца. Наверное, много костей ломается, когда трупы снимают с креста. Иногда их снимают прямо с такими гвоздями в костях…

— Хватит! — выдохнул Филипп, склонив голову. — Хватит!

— Что сейчас с его телом? — спросил Шаул, поставив правую ногу на треугольный табурет. — Выглядит, наверное, ужасно? Спрашиваю в последний раз. Где. Другие. Ученики? Это последний вопрос. Скажи и можешь идти.

Филипп поднял голову. Он больше не улыбался.

— Сказать тебе? — переспросил книжник.

— Даю слово, что отпущу. Где они?

Филипп поднялся с колен, подошел к раввину Шаулу так, словно не хотел, чтобы легионер Луций услышал ответ:

— Они… Они повсюду! — произнес Филипп пониженным голосом и засмеялся.

* * *

Шаул спокойно смотрел, как выходит из римского двора Филипп, довольный тем, что его отпустили и даже не били. Раввин посмотрел на стоящего в тени колонны Никодима и приказал:

— А ты отведешь нас в фамильный склеп Иосифа Арифматрейского.

…Они спешились на тропе и оставили лошадей легионерам. Шаул, Луций и Никодим пешком поднялись к старинному склепу, укрытому в тени лавровых деревьев и олив. Вход в склеп преграждал огромный каменный диск. Трое мужчин с трудом откатили его в сторону по специальному желобу.

Раввин зашел в пустой склеп, дал глазам привыкнуть к полумраку и огляделся. Здесь могли поместиться три, максимум четыре человека. В высеченных в скале нишах было несколько костниц или урн-оссуариев для хранения праха усопших.

Шаул позвал Никодима и спросил:

— Где лежало тело?

— Вот здесь, рав Шаул, — указал Никодим, проведя указательным пальцем невидимую линию. — Вот его подголовный камень.

Торсянин шагнул в сторону, чтобы свет от входа упал на каменное погребальное ложе высотой от пола до колена. Тело по иудейскому обычаю лежало ногами на восток (то есть ко входу), головой на запад. Там, где была голова Иешуа, лежал правильной формы кусок черного вулканического стекла размером с плоский кирпич-плинфу. Больше никаких следов не было.

— Сейчас мы проверим, воскрес он или не воскрес. Я лягу на место покойного Иешуа, а ты, Никодим, сходи за Луцием и попытайтесь вдвоем вынести меня из склепа, — распорядился раввин.

Никодим исчез в дверном проеме. Шаул лег на ложе, коснувшись головой плинфы из черного обсидиана.

Черный обсидиан, по египетским поверьям, которые евреи вынесли из египетского плена, помогал покойнику добраться до Царства мертвых. Камень был дорогой, зачастую покойнику клали лишь небольшой обломок черного обсидиана. Иосиф Арифматрейский оказал почесть «царю Иудейскому»: «камень мертвых» размером с плинфу — это поистине царский подарок усопшему.