Две половинки райского яблока - Инна Бачинская

– Я скорее умру, чем вернусь в Союз, – отчеканила я. – Так и знай! Ни за что!

Татьяна только вздохнула и уселась рядом…

К ночи похолодало, и ветер стал сильнее раскачивать ветки деревьев. Громадный красный диск луны медленно всходил на востоке. Поднимаясь, он бледнел и становился меньше. Отчетливо были видны сизые пятна – ночное светило напоминало кусок заплесневелого сыра. Где-то вдали выла собака.

Двое перелезли через покосившуюся кладбищенскую стену. Большой перелез первым и протянул руку товарищу. Несколько секунд тонкий силуэт словно плясал на верху каменной ограды, бросая черную ломаную тень на дорогу. Потом нырнул вниз. Большой подхватил товарища, но не сумел удержать. Оба покатились в густую жухлую осеннюю траву, и тот, кто недавно приплясывал на ограде, вскрикнул, наткнувшись плечом на чугунную могильную ограду. Большой, светя себе фонариком, поднял с земли переброшенную ранее лопату и двинулся в глубь кладбища, с шумом продираясь через дикий кустарник. Маленький последовал за ним.

Ветер гнал по небу рваные облака и шелестел сухой листвой. Время от времени облака закрывали луну, и тогда наступала кромешная тьма. Чередование света и тьмы придавало старинному кладбищу вид еще более зловещий. Луч фонарика упирался в сплошную стену из дикого винограда, хмеля и крапивы и выхватывал из темноты кресты черного и серого мрамора, изувеченных, позеленевших от времени мраморных ангелочков и скорбные коленопреклоненные женские фигуры. Тоскливый собачий вой то смолкал, то возобновлялся и, казалось, доносился со всех сторон.

Маленький шел за Большим, стараясь ступать след в след, часто оглядывался и бубнил себе под нос – похоже, ругался. Отчетливо слышалось словечко «мерд».

– Ты уверен, что помнишь дорогу? – не выдержал он наконец.

– Уверен, – ответил Большой, останавливаясь и оборачиваясь. – Сейчас выйдем на аллею, по аллее – до часовни, потом свернем за шестым памятником, а там рукой подать.

– Чертова собака! – прошипел Маленький.

– Это не собака, – отозвался Большой.

– А кто? – Маленький снова оглянулся.

– Оборотень! Место старое, спокойное, как раз для оборотней. Они любят заброшенные кладбища. А мы влезли, вот он и недоволен.

Они говорили, кажется, по-французски.

– Не смеши меня, – Маленький ненатурально засмеялся и снова оглянулся, но ничего, кроме тьмы, сзади не увидел. Невольно ускорил шаг, поспешая за Большим.

– Какой уж тут смех, – заметил Большой, вздыхая. – Тут не до смеха.

Минут примерно через тридцать они добрались до аллеи, ведущей к полуразрушенной часовне. Луна снова скрылась в облаках, и в очередной раз наступила темень, хоть глаз выколи. Оба продвигались вперед, спотыкаясь о вывороченные из мостовой камни. Свет фонарика помогал мало. Большой вслух отсчитывал памятники. Маленький вертел головой по сторонам, ничего, впрочем, не видя в темноте. Миновали часовню. Флюгер на крыше жалобно скрипел под порывами ветра.

– Здесь! – вдруг сказал Большой, останавливаясь. – Шестой памятник.

Вправо уходила вглубь и вверх узкая мощеная дорога. Вдоль дороги в глубине, заросшие кустами ежевики и крапивы, стояли полуобсыпавшиеся мраморные усыпальницы. Входы их были намертво заколочены досками. Кое-где сохранились истлевшие деревянные двери с амбарными замками на ржавых цепях. Большой посветил фонариком на разбитые фарфоровые таблички.

– Здесь, – произнес он снова.

– Ты уверен, что это склеп Якушкиных? – спросил Маленький.

– Уверен, – ответил Большой. – Я спрашивал у служителя, он показал. И буквы те же. Я запомнил. И ангел с отломанным правым крылом и отбитым носом… тоже. Вот он!

– На каком, интересно, языке вы общались? – ехидно спросил Маленький. Не дождавшись ответа, скомандовал: – Давай!

Удары лопатой по ржавому замку гулко разнеслись по окрестностям…

Через минуту трухлявый замок, глухо звякнув, упал на выщербленное мраморное крыльцо. Большой потянул за край двери. Она нехотя, со скрипом, подалась, открывая черный провал. Пахнуло плесенью и тленом.

– Тише! – вдруг прошептал Маленький, положив руку на плечо товарища. Оба замерли. Шумел ветер в верхушках деревьев, шелестела печально сухая трава. – Показалось. Что там?

Большой посветил фонариком – ступеньки уходили вниз. Белесые корни, как щупальца неизвестных земноводных, выпирали из трещин в стенах.

– Иди! – приказал Маленький, пытаясь придать голосу твердость. – А… дверь закрыть?

– Не нужно, – ответил Большой. – Здесь все равно никого нет.

Словно отвечая ему, совсем рядом взвыло дурным голосом невидимое животное.

– Черт! – вскрикнул Маленький, резко оборачиваясь.

Луна, вырвавшись из плена облаков, ярко осветила город мертвых. В двух шагах от преступников на мощеной дороге сидел большой черный кот.

– Кыш! – закричал Маленький и взмахнул рукой. Кот не двинулся с места, только хвост шевельнулся. Глаза его сверкали красным фосфорическим блеском. – Брысь! – закричал снова Маленький и топнул ногой. И снова кот не двинулся с места. – Скотина! – отчаяние звенело в голосе Маленького.

Большой наклонился, нашарил на крыльце кусок мрамора и швырнул в кота. Не попал – мраморный кусок шлепнулся рядом. Кот взвыл дурным голосом, проворно отпрыгнул в сторону и сразу же пропал из виду.

– Куда он делся? – спросил Маленький, всматриваясь в темноту.

– Побежал за родителями, – пробурчал Большой. – Идешь?

– Иду, иду, – ответил Маленький. – Ты первый!

Они осторожно спускались вниз по узким осклизлым ступенькам. Большой оглядывался, проверяя, как справляется Маленький. «Иди, иди», – шипел тот в ответ, пихая Большого кулаком в спину.

Подвал не проветривался добрую сотню лет, а то и больше. По мере продвижения вниз дышать становилось все труднее. Сильно запахло гнилью.

Внизу, в низком подвале с невысоким потолком, царил промозглый холод. Подвал напоминал архив, где в ящиках-ячейках вдоль стен хранятся документы. С той разницей, что здесь были не ящики с документами, а ниши с гробами в три ряда. Первый примерно метр от земли, над ним – второй, и в каждом по три ячейки. На чугунного литья ажурных дверцах, намертво вмурованных когда-то в цемент, помещались овальные фарфоровые таблички, напрочь разбитые, с остроугольной нечитаемой готикой и датами рождения и смерти.

Ажурные решетки были варварски выворочены в незапамятные времена осквернителями могил – где полностью, где наполовину. Пол был усыпан цементной и мраморной крошкой и осколками фарфоровых табличек.

Нечистая парочка, ошеломленная увиденным, стояла молча.

– Мерд! – бросил в сердцах Маленький. Нагнувшись, он принялся рассматривать останки фарфоровых табличек. – Нич-ч-чего не понимаю, – бурчал он при этом. – Варварский язык… Только даты и можно разобрать. Ты уверен, что это здесь?