Только для голоса - Сюзанна Тамаро

Тем временем его жена тоже родила — второго сына. Эрнесто оставил сезонную работу на водах и открыл в родном городе, в Ферраре, частную практику — медицинский кабинет. Первые три года после рождения Иларии, если не считать наших встреч на пляже, мы с Эрнесто не виделись. Я была полностью поглощена заботами о ребенке, каждое утро просыпалась с радостью от мысли, что у меня есть дочь, и при всем желании не могла посвятить себя ничему другому.

Незадолго до расставания при последней встрече на водах мы с Эрнесто заключили такой договор: «Каждый вечер, — сказал он, — ровно в одиннадцать часов, где бы я ни находился и в какой бы ситуации ни оказался, я выйду на улицу и отыщу на небе Сириус. Сделай то же самое, и тогда, даже если мы окажемся очень далеко и ничего не будем знать друг о друге, наши мысли встретятся наверху и сольются воедино». Мы вышли на балкон пансиона, и он отыскал на небе сначала созвездие Орион со звездой Бетельгейзе, а потом южнее от них указал пальцем на Сириус.

Сегодня ночью меня неожиданно разбудил какой-то шум, я не сразу поняла, что зазвонил телефон. Пока я поднималась, он все звонил и звонил, но, когда я подошла к нему, замолчал. Я все же взяла трубку и несколько раз сонным голосом произнесла: «Алло». В постель я не вернулась, а опустилась рядом в кресло. Это ты звонила? Кто еще мог быть? Этот звонок в ночной тишине растревожил меня.

Вспомнилась история, которую несколько лет назад рассказала мне одна моя подруга. Ее муж долго лежал в больнице. Из-за строгого распорядка посещений в тот день, когда он скончался, она не могла побывать у него. Убитая горем, она в первую ночь долго не могла уснуть и лежала в темноте, как вдруг раздался телефонный звонок. Она страшно удивилась — неужели кому-то могло прийти в голову выразить соболезнования среди ночи? Протягивая руку к трубке, она с удивлением обнаружила, что телефонный аппарат как-то странно светится. Когда же она ответила, ее охватил ужас. На другом конце она различила очень далекий голос. «Марта, — с трудом донеслось до нее сквозь треск и шум помех, — я хотел попрощаться с тобой, прежде чем уйти навсегда…»

Это был голос ее мужа. Едва он произнес свои слова, за окном неожиданно рванул сильный ветер, связь прервалась и наступила полная тишина. Я посочувствовала тогда моей подруге — какое же глубочайшее волнение она пережила; а мысль, что мертвые могут использовать самые современные средства коммуникации, показалась мне по меньшей мере оригинальной.

Однако эта история, должно быть, оставила какой-то след в моей эмоциональной памяти. Где-то в глубине, в самой глубине наивнейшей и загадочнейшей части своей души я, наверное, тоже надеюсь, что рано или поздно и мне кто-нибудь позвонит глубокой ночью, чтобы поприветствовать Оттуда.

Я похоронила дочь, мужа и человека, которого любила больше всех на свете. Они мертвы, их больше нет, а я все равно продолжаю вести себя так, словно осталась живой после кораблекрушения. Течение выбросило меня на какой-то островок, мне ничего не известно о моих спутниках, я потеряла их из виду в тот самый момент, когда лодка перевернулась, они могли утонуть — и утонули почти наверняка, — но, возможно, и спаслись. Хотя с тех пор прошли месяцы, годы, я все продолжаю всматриваться в соседние острова в ожидании какого-нибудь знака или сигнала, что они все еще живут вместе со мной под одним небом.

В ту ночь, когда умер Эрнесто, меня разбудил ночью какой-то грохот. «Что случилось?» — удивился Аугусто, включив свет. В комнате никого, кроме нас, не было, все вещи оставались на своих местах. И только наутро, открыв платяной шкаф, я обнаружила, что в нем обвалились все полки; чулки, шарфы и белье — все попадало друг на друга.

Это теперь я могу сказать: «В ту ночь, когда умер Эрнесто». Тогда же я еще ничего не знала, ведь недавно получила от него письмо и не могла даже отдаленно предположить, что же случилось в ту ночь. Единственное, о чем я подумала: возможно, деревянные опоры полок совсем высохли и не выдержали излишней тяжести. Иларии было четыре года, она недавно начала ходить в детский сад, наша жизнь с нею и Аугусто вошла в спокойную, привычную колею. В тот же день после собрания латинистов я отправилась в кафе написать Эрнесто письмо.

Месяца через два предполагалась конференция в Мантуе, и это был удобный случай увидеться, мы ждали его уже давно. Прежде чем вернуться домой, я опустила письмо в почтовый ящик и через неделю предполагала получить ответ. Я не дождалась его ни на следующей неделе, ни позже. Мне еще никогда не приходилось ждать его писем так долго. Сначала я подумала, что в задержке виновата почта, или, может быть, он болел и не бывал в своем кабинете, где его ждало мое письмо. Через месяц я отправила ему короткую записку, и она тоже осталась без ответа. Время шло, и я почувствовала себя так, как может чувствовать себя человек, в фундамент дома которого проникла вода. Поначалу она бежала тоненькой струйкой и лишь обтекала цемент, но со временем течь превратилась в мощный и сильный поток, под напором которого цемент превращался в песок, и хотя дом еще стоял, хотя снаружи вроде бы все выглядело обычно, я-то знала, что это не так и достаточно легкого толчка, как фасад рухнет и здание рассыплется, словно карточный домик.

Когда я уезжала на конференцию, от меня оставалась одна тень. Отметившись в Мантуе, я тотчас поспешила в Феррару. Там я попыталась узнать, что же случилось. Медицинский кабинет Эрнесто оказался закрытым, никто не отвечал на звонки, с улицы видны были только плотно задвинутые ставни.

На другой день я пошла в библиотеку и попросила газеты за несколько последних месяцев. И в черной рамочке нашла объяснение всему, что произошло. Возвращаясь ночью после визита к больному, Эрнесто не справился с управлением, и машина врезалась в огромный платан, смерть наступила почти мгновенно. День и время точно соответствовали той ночи, когда случился грохот в платяном шкафу.

Как-то в одном из журнальчиков, какие приносит мне иногда синьора Райзман, я прочитала в рубрике «Звезды говорят», что насильственной смерти предшествует Марс в восьмой фазе. В статье утверждалось, что тому, кто рожден при такой конфигурации звезд, не суждено умереть спокойно в своей постели. Кто знает, может, и в самом деле для Эрнесто и Иларии была начертана на небе столь одинаковая и мрачная судьба. Спустя двадцать лет дочь, как и ее отец, точно так же ушла из жизни, врезавшись на машине в дерево.

После смерти Эрнесто я пережила глубочайшее нервное истощение. Я поняла вдруг, что свет, который я излучала несколько лет, исходил вовсе не от меня, а был всего лишь отражением. Счастье, любовь к жизни, какие я тогда испытывала, на самом деле не принадлежали мне, они лишь сопровождали меня, подобно зеркалу. Свет исходил от Эрнесто, а я его отражала. Он скончался, и все померкло, потускнело. Глядя на Иларию, я не испытывала больше ни малейшей радости, напротив, теперь она вызывала у меня только раздражение, его смерть так потрясла меня, что я стала даже сомневаться, действительно ли она его дочь.

Перемена в моем отношении не ускользнула от Иларии, тонким детским чутьем она распознала мою неприязнь, сделалась капризной, дерзкой. Теперь она была молодым растением, полным жизненных сил, а я превратилась в дряхлое дерево, готовое к тому, что его задушат. Она моментально, словно сыщик, разгадывала все мои чувства и использовала их, стремясь подняться все выше. Из-за ссор и криков дом превратился в небольшой ад.