Любовь крестоносца - Александра фон Лоренц

Как зачарованный, он подошел к ней, обхватил ее лицо двумя ладонями и приник к ее губам в страстном поцелуе. Этот поцелуй был таким долгим, что у бедняжки остановилось дыхание. В маленьком предбаннике, наполненным влажным воздухом, пахнущим березовыми листьями, было очень тихо, только было слышно, как учащенно и гулко стучат их сердца. Радмилу уже не держали ослабевшие ноги. Ульрих, почувствовав, что ее тело стало податливым, подхватил на руки, обернул тканью, которой она вытиралась, и понес. Ногой толкнул дверь избы и положил на кровать. Кровь бешено пульсировала в висках, от охватившего его желания мутилось в голове. Встав на колени, он отбросил ткань и покрыл бешеными поцелуями ее лицо, нежную шею, потом поднял голову

Девушка молча смотрела на него испуганными, огромными глазами, ее щеки горели жарким румянцем. Он склонился к ее груди и тихонько подул на один сосок, а потом на другой. Ульрих лизнул один, потом другой, затем стал осторожно посасывать. Затем он уделил внимание другой груди, что вызвало у девушки удовлетворенный вздох. Рука его осторожно легла на мягкий холмик, покрытый каштановыми кудряшками. Осторожные пальцы раздвинули нежные лепестки и, проникнув внутрь, стали поглаживать чувствительный бугорок. Тело Радмилы будто пронзила молния, она испытывала острое удовольствие. Голова кружилась, все плыло перед глазами. От блаженства она томно стонала. И только чей-то голос сурово говорил ей:

— Убери его руку, распутница! Он тебе не муж и не жених, и скоро отсюда уедет! — Радмила попыталась убрать тяжелую руку. Но все ее попытки были тщетны.

— Все, пропала, — мелькнуло в голове. — Нет…. Не надо, прошу тебя! — она стала отталкивать его изо всех сил. Но распаленный мужчина легко, одной рукой сводил на нет все ее усилия. Другая рука медленно раздвигала ее ноги.

— Уступи мне, дорогая! Я доставлю тебе большое удовольствие! Заберу тебя из этой бедности! Не надо так сопротивляться, я ведь нечаянно причиню тебе боль!

— Радмила! Где ты, старой боярыне худо, за тобой посланы! — раздался со двора гнусавый голос сельского старосты.

— Пусти меня! — шепотом сказала она и закричала:

— Сейчас выйду!

Девушка вскочила, оделась, быстро собрала свои травы, села в тележку и уехала. Неудовлетворенное желание так скрутило мужчину, что некоторое время он не мог даже двигаться.

Дьявол бы ее взял эту старую рухлядь! Теперь начинай все сначала, ведь почти моя была. Ну, ничего, девушка горячая, не удержится! Но какая красавица, лучше ее у меня никогда не было!

Радмила задержалась в селе на целый день. Там был целый переполох. Приехавшая из города боярыня Авдотья Никитична Путятина остановилась у старосты. Ей нужно было увидеть, в каком состоянии было село после пожара. Случилось непредвиденное. Грузная боярыня поскользнулась во дворе на вылитых глупой девкой помоях и поломала ногу. Пока Радмила вправляла сломанную кость, ставила лубки, наливала снимающую боль травку, — так и день прошел. Про происшествие в бане она пыталась не думать, но стыд разливался ярким румянцем у нее по лицу. Вся в мыслях об этом случае, она не сразу заметила, что на нее с интересом смотрит молодой, плечистый, хорошо одетый мужчина. Потом, почувствовав его пристальный взгляд, спросила у служанки старосты:

— Кто это?

— Да это молодой боярин вернулся из Новгорода, мать сюда привез. Он служит сотником в дружине князя Александра Ярославича, с немцами на Чудском озере бился. Герой! Юрий Всеволодович — так его зовут. Какой видный, Радмила! — с восторгом сказала девушка.

— Да, парень хоть куда! — подумала Радмила. Рослый, широкий в плечах, чернокудрый, со жгучими черными глазами, которые он не отрывал от Радмилы, пока она занималась со старой боярыней.

В конце дня ее накормили, наградили за честный труд, и сам молодой боярин взялся ее отвезти домой, хотя она и не соглашалась. По пути он подсел поближе, попытался обнять:

— Да ты вон какая красивая, что же кавалера нет?

— Да еще молода. Рано мне! — сказала девушка.

— Говорят, одна живешь? — парень придвинулся ближе.

— Нет, не одна! Двоюродный брат из Ревеля прислал мне весточку со своим человеком — он у меня живет. Скоро брат сам за мной приедет. Пустите меня, мы уже приехали, а то его человек увидит и брату перескажет. Брат заругает меня! — испуганная девушка отталкивала наглеца что было сил.

— А чего заругает? Я тебя к матушке в услужение заберу. Будешь в Пскове жить! Только слово ласковое скажи мне, хоть одно! — он спустил ее с тележки, но руку ее не отпускал. Девушка испуганно вырывалась — боярин держал крепко.

— Пообещай, что позовешь к себе на ночь, тогда отпущу! — чувственно улыбался наглый красавец.

Ульрих увидел все это из открытого оконца, безудержное бешенство охватило его. Он выскочил из избы и гневно сказал по-эстонски:

— Отпусти девушку! А не то я сообщу ее брату! — Кто ты такой, чтобы со мной так разговаривать! Не забывайся, смерд! ― молодой боярин гневно обернулся.

— Я тебе не смерд, а свободный человек! Меня попросили защищать ее, и, если ты не отпустишь девчонку, я снесу твою глупую голову! — от волнения Ульрих перешел на ломаный русский. В руках у него зловеще поблескивал тяжелый меч.

Против меча с кинжалом не поспоришь. Боярин отпустил руку девушки, дернул поводья.

— Ну, ладно, пока твоя взяла, а девка все равно моя будет, — свистнул, лошади понеслись галопом.

— Тебе нельзя жить одной! Ты должна уехать со мной, — кипятился ужаленный острой ревностью немец.

— Куда ты меня заберешь? И в качестве кого? Ты же крестоносец! Сам говорил, что у тебя нет своего дома!

— Зато у меня есть деньги, чтобы купить хороший дом и достойно содержать женщину. Тебе не надо будет ждать, когда кто-нибудь пригласит тебя полечить его. Ты сможешь иметь прислугу. И будешь счастливо жить в своем домике, и все, что я потребую от тебя — быть мне верной! Я хочу тебя… никогда не звал никакую другую женщину стать моей постоянной подругой, ты первая! — сказал Ульрих, удивляясь хмурому выражению ее лица. О такой судьбе и мечтать не могла бедная селянка.

— Я знаю, я тебе не безразличен! Как иначе объяснить то, что ты дважды спасла мне жизнь? Может даже, позже ты меня полюбишь, — он приподнял ее грустное личико за подбородок.

— Да. Я тебя люблю, поэтому и спасала. Я всех люблю! И любого человека спасала бы, и коня, и собаку — всех! Так велит бог Крышень, ибо он сам любовь! В каждом существе живет он! Мы считаем, что все живое имеет душу! А по вашей вере даже женщина, которая вас родила, не имеет души. Вот вы и клянетесь своему богу, что не испачкаете себя женитьбой! — ярко-синие глаза горели возвышенным огнем.

— Ой, не ври, девушка, придумала — спасала бы и коня, и собаку! Зачем ты сама себя обманываешь? Ты что, никогда не хотела побыть с мужчиной? Если бы нам не помешали вчера вечером, сама раздвинула бы ноги. Хочешь, я тебе докажу, что тебе желанны мои ласки? И как ты думаешь, почему я задержался в твоем доме… что вообще здесь делаю? Я день и ночь только о тебе и мечтаю! Но при том хочу, чтобы ты сама загорелась желанием! — Ульрих подошел к девушке и подхватил ее за упругие ягодицы, прижимая к своему возбужденному естеству.