Дом дервиша - Йен Макдональд

Тетушка-матушка слышит нотки безумия в голосе Недждета, хватает девушку из галереи за руку и волочет с кухни на улицу. Наличка остается лежать там, где ее оставили, — на столе среди чайных стаканов.

— Что это было? — Исмет требует объяснений. — Ты был ужасно груб с этими женщинами. Вышвырнул их за дверь. Я пытаюсь заработать себе какую-то репутацию здесь, но этого никогда не произойдет, если ты будешь пугать тех, кто обращается ко мне за помощью.

Недждет закрывает глаза. Комната наводнена едва различимыми духовными и эмоциональными силами, воздух потрескивает от ужаса и энергии.

— Слушай. Я был в том трамвае сегодня, ну ты знаешь, в котором взорвалась бомба. Я там был и видел женщину, что это совершила. Я видел, как она потянула за шнурок, и ее голова отлетела. Я был в том трамвае.

— Братишка, почему ты не сказал мне? Тебе надо в больницу. Недждет, ты должен обратиться к врачу.

Недждет качает головой, пытаясь стряхнуть с себя дурманящий шепот потустороннего мира.

— Врачи мне не помогут. Я вижу джиннов. Ты это понимаешь? Я вижу джиннов.

Иголки желтого света падают на Аднана Сариоглу, лежащего на мраморном восьмиугольнике. Вокруг клубится пар. Пот озерцом скапливается на животе — больше жира, чем ему хотелось бы, — несколько мгновений подрагивает, а потом скатывается по боку на теплый мрамор. Он потягивается. Кожа прилипает к камню. Каждая косточка и сухожилие ощущают жар, словно по ним ударяет молот кузнеца. Стальные пальцы телака, банщика в хамаме, разминают все мышцы, каждый сустав до хруста.

Ферид Адаташ, владелец одного из крупнейших гражданских инвестиционных фондов в Турции и клиент самого нового эксклюзивного частного хамама в городе. Хамамы снова в моде. В старые банные комплексы можно попасть только по записи, а новые с закрытым членством открываются каждую неделю. Это еще одно противоречие после вступления в ЕЭС. Спа — это для слабаков, слишком по-европейски. Хамамы — аутентично и по-турецки.

Аднан сохнет на мраморной плите под звездным куполом — чертов телак пытался заставить его стонать, как девственницу, — и млеет, погружаясь в полное расслабление. Мышцы, о существовании которых он даже не знал, расслабились и заурчали. Каждая клетка наэлектризована. Аднан смотрит в темный купол, испещренный концентрическими кольцами круглых смотровых окон. Он, возможно, один в своей личной вселенной.

Вода брызгает и бежит по тонкой пленке вдоль стеклянного настила поверх мозаики. Хамам хаджи Кадына — это смешение стилей в архитектуре, ставшее типичным после объединения: купола в оттоманском стиле и альковы, построенные над забытыми византийскими дворцами, годами и десятилетиями накапливался мусор, утрамбовывался, скрывая под собой греческие лица с ангельскими глазами на мозаичных полах, и так век за веком. Опальные лики показывались на свет божий снова, когда строители сносили дешевые многоэтажки и обнаруживали чудо. Стамбул — это одно чудо поверх другого, чудеса слоями, метафорические слоя чудес. Вы не можете посадить грядку фасоли, чтоб не явился какой-нибудь святой или суфий. В какой-то момент каждая страна понимает, что надо съесть собственную историю. Римляне сожрали греков, византийцы — римлян, оттоманы — византийцев, турки — оттоманов. ЕЭС с потрохами съест всех. И снова раздается журчание, когда Ферид-бей зачерпывает теплую воду бронзовой чашей из мраморной ванны и льет себе на голову.

— Замечательно! — ревет он. — Великолепно!

Ферид-бей отрывается от теплого стекла и ковыляет в сторону парной. Он не толстый и не лощеный, у него крепкие бедра и поседевшие волосы на груди. Аднан тоже отклеивается от мраморной плиты и следует за ним в парную с мраморными стенами. Из-под стеклянного пола едва освещенные патриархи и Палеологи[57]пялятся на его яйца. Ферид-бей широко расставляет ноги и прижимается спиной к мраморной стене. Аднан принимает такую же удобную позу. Впервые за долгие месяцы он чувствует себя по-настоящему живым.

— Я просмотрел ваши более детальные планы, — говорит Ферид-бей. Капли стекают с кромки банного полотенца «пештемаль», обернутого вокруг талии. — Единственный явный минус заключается в том, что вы просите меня стать контрабандистом газа.

— Мы считаем это альтернативной системой поставок.

— Ага, расскажете судьям, когда вас поймают.

Это витает в воздухе. Это длинный пас, который летит прямиком в штрафную, и его подкручивает ветер. Такой любой примет. Аднан должен доверять своим способностям.

— Они его просто сжигают. Газопровод в Тебризе не справляется с объемом, так что излишки сжигают. Пшик! Все равно что поднести спичку с чемоданчику, набитому евро.

— Я не верю, что надо просто открыть запорный кран.

— Огюз, наш приятель, который работает на газопроводе, говорит, что на компьютере всего две команды. Закрыть и открыть. Два клика.

— Тогда скажите, как вы об этом узнали? — Двое мужчин сидят вплотную друг к другу в крошечном, как гроб, пространстве парной.

— Пока все служили в Стране Возможностей, жалуясь и хныкая, что курды их кастрируют, если поймают, я использовал время с большей выгодой.

— Ну и как вам Восток?

— Настоящая задница. Но это наша задница.

Пот собирается в бусину под подбородком Ферида, а потом падает на стеклянный пол, став изъяном на глазу мозаичного святого.

— Я инвестор, а не ученый, но должен удостовериться, что это безопасно. Не могу позволить себе облучать греков, как бы ни хотелось.

Аднан улыбается шутке, а сам думает: ага, он сказал «я». Я не могу облучать греков. Он клюнул.

В тот день, который все помнят, Аднан штопал на пляже костюмы для дайвинга. День выдался солнечный, солнце стояло высоко, это было самое начало сезона, и первые лодки собирались отвезти дайверов к затонувшим ликийским городам. Самыми лучшими среди клиентов были молоденькие шведки и коренастые серьезные датчане. Скандинавам нравятся люди, которые увлечены своей работой. Новости бурлили на плоских экранах, установленных под навесом бара «Осьминог» для тех, кто любит спорт. Аднан работал на пляже, а не на лодках, так что всегда знал, если что-то происходило, и понимал, что это может значить.

В тот день он вполуха слушал новости и, уловив, как изменился голос у дикторов, сосредоточил внимание на экране. Мрачные выражения лиц, бегущая строка внизу экрана; трясущаяся камера демонстрировала, как на небе горизонт освещают вспышки. Аднан отложил пистолет для склеивания и пошел к бару. Ему стало интересно. Все головы на набережной повернулись. Мужчины побросали свои веревки, оборудование для дайвинга, свои лодки, фургоны и мопеды. Шведки и датчане оторопели, не будучи уверенными, что у них есть право поучаствовать в том, что показывают телевизоры в барах на пристани.