"Сибирский вояж" (версия 3.0) - Skif300

Наказание получали, независимо от прежних заслуг и обстоятельств совершённого преступления.

Можно было получить семь лет за кражу цинкового ведра. Если это ведро, украли с государственного предприятия или учреждения.

Когда, учился в Кемерово, жил у родственницы на квартире. Узнал у матери её печальную историю.

Отец, Костиной Марии Алексеевны, погиб в 1941 году 17 ноября. Саму Марию, призвали в армию в 1943. Служила в артиллерийском зенитном полку, с августа 1944 года в действующей армии.

В 1945 году вернулась домой в деревню. В местном клубе вечером обозначились танцы, надеть было нечего. Девушки! Не идти же в форме? На свою беду, увидела у соседки в саду платье, сушившиеся на бельевой верёвке. Зашла к соседке, самой дома не было. Была её свекровь, старушка – божий одуванчик. Попросила дать платье, на танцы сходить. Бабушка разрешила. Бери-бери, дочка…

Хозяйка пришла с работы, платья нет. Спрашивает у свекровки, платье где? Та испугалась, в отказ пошла, мол не знаю ничего.

А, дальше по накатанной. Заявление в милицию. Суд. Два года тюрьмы. Это, после дембеля, то. Не знаю. Не понимаю я этого – и никогда не пойму. Даже, если бы взаправду украла – могли бы, учитывая заслуги, и помягче наказать. Условное, например, дать.

Отсидела, Мария, год. Потом, выпустили по беременности, от охранника понесла. Дальше вроде, всё хорошо – вышла замуж, родила второго сына. Первый сын устроился в Улан-Удэ, приезжал редко. Второй рано женился, по залёту, был всегда не прочь залить за воротник. Всё ничего, помню какие были прекрасные у неё внуки. Маленькие. А ещё, позже, пришли девяностые. Ей, как ветерану ВОВ, платили повышенную пенсию. Сын развёлся, денег не хватало – поменяли трёхкомнатную в центре города на двушку на окраине. Внуки выросли. Внучка ослепла от диабета, мать сдала её в дом инвалидов. Внук стал наркоманом. Вдвоем, вместе с алкоголиком отцом, они пропивали бабушкину-материну пенсию. Как, мне потом рассказали – Мария Алексеевна умерла от голода. Скорее всего, от старческих болячек. На фоне дистрофии.

Дошёл до центра, взял извозчика. Хотел доехать до гостиницы, поговорить насчёт графика выступлений. А, тут такие воспоминания. Да…не во всём власть винить можно! Человеческий фактор! Воспоминания о прошлой жизни, больно резанули по душе. К чёрту всё, пойду напьюсь…Хоть раз. А что, имею право!

Глава 14

Мужик сказал – мужик сделал! Стоп машина! – заорал я в спину извозчика! Гулять хочу! В трактир поехали!

- Куда изволите? – недружелюбном голосом отозвался невысокий бородатый мужичок на облучке.

- В Москву давай, махнул я рукой, опять задумавшись о главном.

- Всё, господин хороший, приехали!

- Это куда, ты меня шельма завёз?

- Ну, дык в «Москву», как заказывали…

- Нудык – мудык, - оглядевшись по сторонам, я остановил взгляд на большой вывеске Трактир «Москва».

- И, правда, Москва. Мрачновато как-то, - добавил про себя… А да ладно, где наша не пропадала.

Щедро расплатившись с извозчиком, шумно вздохнув, я неторопливо вошёл вглубь заведения.

Средних размеров зал был заполнен менее чем на половину. Зато крики и ор непритязательно одетой публики сразу неприятно ударили по ушам. Шумновато, блин. Я прошёл вдоль стены ближе к окну. Не смотря на изрядное количество ярко горящих керосиновых ламп последней модели, в зале было темновато.

Усевшись за просторный, добела выскобленный деревянный стол, я кивком головы подозвал к себе полового.

- Чего изволите,- услужливо наклонил голову, последний.

- Водки, дай братец, закусить там…. Капусты, рыбки копчёной, картохи отварной с селёдочкой. Да, пельмени, ещё…. Ну, и пирогов…подумай чего ещё…- кинул я на стол три бумажных рубля.

- Не извольте беспокоиться, всё сей же час сделаем! – алчно блеснули при виде зелёной бумажки глаза работника местного общепита.

- Жду!

Через час, после плотного ужина и на треть выпитой бутылки водки мне стало хорошо и спокойно. Что-то сильно по башке стукнуло, вроде и выпил немного… Точняк, возраст сказывается молодого тела… Не привыкло ещё… Я вяло посматривал по сторонам. Скучно. Поговорить бы с кем…

Взгляд, зацепился за двух молодых людей, только, что зашедших в заведение. По виду, ребята, неловко столпившиеся у входа, походили на студентов.

Пристав из-за стола, я приглашающе махнул им рукой. Дождавшись, когда гости, немного поколебавшись, уселись на свободные стулья за моим столом, церемонно представился:

- Сергей Николаевич, готовлюсь к поступлению в Технологический институт.

- Николай… Николай Александрович, - чуть замявшись ответил высокий юноша, с небольшими тонкими усиками.

- А это мой товарищ: Сергей Васильевич. Мы студенты Томского университета. Учимся уже второй год. Товарищ Николая Александровича, подтверждающее кивнул головой.

Дожидаясь, когда новоприбывшие сделают заказ, я внимательно рассматривал своих соседей. Судя по несколько потёртому виду форменной одежды, они явно не были избалованы деньгами. Это подтверждал и скромный заказ, шустро доставленный расторопным официантом. В небольшом графинчике с дешёвой водкой, на глаз было примерно триста грамм.

- Давайте выпьем за знакомство! Позвольте вас угостить, - приподнял я свой, использованный только на треть штоф со спиртным.

Не став тушеваться ребята, с радостью приняли угощение. Завязался обычный трёп не о чём между молодыми людьми. Принятый градус отлично способствует развязыванию языков, превращая косноязычных заик в блестящих непревзойдённых ораторов. По крайней мере, в собственных глазах. Буквально за полчаса, я был посвящён не только в подробности повседневной жизни сегодняшних студентов, но и во все частности их биографии и социального статуса. Устав придерживаться официального стиля, мы дружно решили перейти на ты и общаться без отчества, по именам.

Николай, оказался из мещан г.Нижний-Новгород. Родители, нелёгким трудом накопив необходимую сумму, отправили сына учиться в Сибирь, где жить было гораздо дешевле, чем в той же Москве, не говоря уже о Санкт-Петербурге. Гранит науки они грызли на медицинском факультете. Жить приходилось экономно. Снимая на двоих маленькую комнатку в частном секторе на окраине города, питаясь в дешёвых трактирах, они едва укладывались в тридцать рублей в месяц