Изгнанник - Лариса Петровичева

По счастью, ему ничего не снилось.

Шеф-инквизитор всеаальхарнский Валько Младич по дряхлости лет давным-давно успел впасть в детство и уже долгое время был фигурой номинальной, а ничего на самом деле не решающей. Он вступил в должность еще при отце государя Миклуша, прославился по всему Аальхарну непримиримой борьбой с ересями и колдовством, но, когда Шани пришел в инквизицию уже не академитом, а младшим сотрудником, то Младич давно не имел никакого веса ни в каких раскладах. Сидя на маленьком кожаном диванчике в приемной, Шани вспоминал о том, как Младич вел у него курс в академиуме, обучая богословию и древним языкам. По слабости телесной жечь ведьм и расправляться с еретиками он не мог уже тогда, но теоретиком был превосходным. Шани до сих пор хранил листы с лекциями Младича в одном из ящиков своего рабочего стола.

Гривеш, верный слуга и давний помощник шеф-инквизитора, бывший немногим моложе своего господина, неторопливо вышел из кабинета, опираясь на трость, и оставил дверь открытой.

– Прошу, ваша неусыпность.

Поморщившись от боли в спине, Шани поднялся и прошел в кабинет. Да, с годами здесь ничего не менялось: те же самые книги на полках, тот же трактат Герта Двоеслова, по-прежнему раскрытый на пятой странице, то же огромное чучело медоеда, которое однажды здорово напугало Шани-академита – Младич застрелил этого зверя собственноручно в те времена, когда инквизиторам еще позволялось охотиться. Время здесь словно застыло. В кабинете царил запах ветхих книг, лекарств и умирающей плоти; Шани невольно поежился. Сам же хозяин кабинета сидел в кресле на колесиках возле окна, опустив изуродованные жестоким артритом руки на Запольскую икону Заступника, и ласково улыбался. В мутно-голубых глазах не было и тени мысли, словно шеф-инквизитор давным-давно ослеп. Шани подошел поближе и негромко произнес:

– Доброе утро, ваша бдительность.

Младич повернулся на звук голоса и улыбнулся.

– А, Шани! Здравствуй, сынок. Как поживаешь, как учеба?

И ведь в отставку его не отправишь, отстраненно подумал Шани, устраиваясь на стуле напротив, должность-то пожизненная. Даже патриарх, главный распорядитель и устроитель инквизиционных дел, ничего не сможет сделать.

– Я уже закончил академиум, наставник. Теперь вот сам преподаю.

– Умница, – искренне обрадовался Младич. – Я всегда знал, что ты далеко пойдешь. Если понадобится, можешь пользоваться моей библиотекой, там много редких книг.

– Благодарю, – кивнул Шани: практически на все книги шеф-инквизитора он наложил лапу еще три года назад, обнаружив в шкафах Младича уйму бесценных фолиантов. Первое и единственное издание Пикши Боговера, святого еретика, – да за одну эту книгу можно было бы приобрести половину столицы, а она медленно гнила за створками шкафа, всеми забытая и никому не нужная. Почему бы и не забрать, если владелец ими все равно не интересовался. – Как вы себя чувствуете, наставник?

Младенческая улыбка шеф-инквизитора стала жалкой.

– Я не помню, – промолвил он. – Многого не помню. И руки болят… но ты – молодой человек, зачем тебе слушать причитания старика…

– Я позабочусь о вас, – тепло произнес Шани. – Недавно меня назначили деканом… теперь я могу многое для вас сделать.

Младич вздохнул, и в его груди что-то хрипло булькнуло. Стоя одной ногой на том свете, он уже не цеплялся за надоевшую жизнь, но смерть упорно избегала его, словно имя Валько Младича вычеркнули из списков бытия и небытия. Шани ощутил укол жалости.

– Ты хороший человек, Шани, – проговорил Младич. – Я тоже попробую тебе помочь… пока жив.

Он протянул к столу руку и хлопнул по круглой пуговке звонка, подзывая преданного Гривеша.

* * *

Был я молод, весел был,

Ой-ли-ла! Ой-ли-ла!

Чернокудрую любил

Де-ви-цу!

Бойкий паренек с драбжей в руках сделал выразительную паузу, обвел слушателей пристальным взглядом, и инструмент в его руках рассыпался бойкой горстью звуков.

Но соперник не дурак,

Ой-ли-ла, ой-ли-ла!

За нее приданым дал

Мель-ни-цу!

Шани, сидевший за столом для благородных посетителей в благоразумном отдалении от главного зала таверны с ее развязными криками и чадом, понимающе усмехнулся. Вариации на тему «деньги есть, так девки любят» имели место быть во всех мирах, и ничего с этим не поделаешь, таков ход вещей. Хозяйка таверны, пышнотелая баба, затянутая в корсет минимум на три размера меньше подходящего, поставила перед Шани кружку бодрящей кевеи и спросила, не нужно ли чего еще, как бы невзначай коснувшись его плеча пышной грудью. Шани сделал вид, что не заметил, – общение с прелестницами сегодня не входило в его планы.

Я блондинку полюбил,

Ой-ли-ла, ой-ли-ла,

Ей колечко подарил

Слав-но-е!

Но блондинка – вот дела,

Ничего мне не дала

И подарок забрала,

Гад-ка-я!

Слушатели дружно расхохотались, обмениваясь глубокомысленными мнениями по поводу вольных нравов современных дам и девиц. Паренек подмигнул кому-то из слушателей и извлек из драбжи очередной бойкий аккорд. Хлопнув кое-как сколоченной дверью, в таверну вошел новый посетитель – судя по одеянию, состоявшему из новенького камзола и рваных штанов, фартовый парень – и, быстро сориентировавшись в обстановке, направился к столу Шани. Хозяйка неодобрительно взглянула на него из-за стойки – дескать, куда поперся, холоп, к благородным господам, – но ничего не сказала.

– Доброго дня вашей милости, – произнес фартовый парень, плюхнувшись на лавку и беззаботно утирая нос рукавом. – Чего изволите? Понюшку, девочек, камешки, древности? Есть еще три свежих свитка из сулифатов, только вчера доставили. Богословы и лирики, состояние отменное, хоть и третий век. Как только что от писца.

Шани отрицательно покачал головой, отказываясь от столь щедрых предложений.

– Что ты знаешь о монастыре Галель?

Фартовый неопределенно пожал плечами и призадумался. Паренек с драбжей закончил свою песенку и подсел к компании выпивох, которые незамедлительно выставили ему пенного. Пусть бабы народ и неблагодарный, но за довольными слушателями награда не задержится.

– Ну вроде бы есть такое место в сулифатах. В горах аль-Халиль, – сказал фартовый все с той же неопределенностью в голосе. Непохоже, что набивает цену, подумал Шани, скорее всего, и правда не знает. – Но из наших, ваша милость, там никто не был. Идти далеко, да особо и незачем. Только шею на скалах свернуть. Хотя люди говорят… – и он сделал паузу, пристально рассматривая грязь под ногтями. Шани поморщился.

– Что именно?

– Да врут, – бросил фартовый и умолк.

Шани откинулся на спинку стула и принялся рассматривать собеседника. Немолодой, но крепкий мужчина, повидавший в жизни и хорошее, и дурное, и в погоне за ценной добычей и дорогими редкостями не гнушавшийся ни подлостью, ни предательством, ни разбойным промыслом, сейчас выглядел очень мрачным и задумчивым.