Пандора - Энн Райс

«А что мне делать, будь я свободен? – спросил он, глядяна меня несколько свысока от сознания своего полного одиночества. – Целымиднями переписывать книги у торговцев за гроши? Писать письма? Мой господинрисковал своей жизнью, спасая меня от кабана. Я служил под командованиемТиберия в Иллирии, где с пятнадцатью легионами он положил конец мятежам. Яотрубил человеку голову, чтобы спасти своего господина. И кто я теперь?»

Мне было больно.

«Кто я теперь? – повторил он. – Будь я свободен, яедва бы сводил концы с концами, спал в грязной лачуге, мою ногу отрубили бы иукрали!»

Я охнула и прикрыла рот рукой.

Он смотрел на меня со слезами на глазах, и голос его сталеще мягче, но выговор – отчетливее:

«О, я мог бы преподавать философию вон там, под аркой,лепетать о Диогене и притворяться, что мне, как его последователю, нравитсяходить в лохмотьях. Что за цирк! Вы уже видели? Никогда в жизни я не встречалстолько философов, как в этом городе! Посмотрите, когда пойдете обратно.Знаете, что приходится делать, чтобы преподавать здесь философию? Приходитсяврать. Приходится как можно быстрее изливать слова на молодых людей, мрачномолчать, если нечего ответить, выдумывать чепуху и приписывать ее стоикам».

Он умолк и отчаянно пытался взять себя в руки.

Я почти плакала.

«Но, понимаете ли, я не мастер врать, – продолжалон. – Вот почему в разговоре с вами, прекрасная дама, я все испортил».

Моя решимость разбилась вдребезги, раны открылись. Мужество,заставившее меня выйти из заключения, таяло на глазах. Но он, разумеется,заметил мои слезы.

Он еще раз оглядел Форум.

«Я мечтаю иметь достойного хозяина или хозяйку, жить в доме,где почитается честь. Может ли раб посредством созерцания чести сам обрестичесть? Нет, гласит закон. Поэтому любой раб, призванный свидетельствовать всуде, должен подвергнуться пыткам, ибо у него нет чести. Но разум говоритобратное. Я научился доблести и чести и могу передать свои знания. О да, все,что написано на этой табличке, – правда. У меня не было ни времени, нивозможности укротить ее хвастливый стиль».

Он наклонил голову и снова бросил взгляд на Форум, словно напотерянный мир. Он выпрямился и опять попытался встать.

«Нет, сиди», – приказала я.

«Госпожа, – сказал он, – если вы ищете моих услугдля дома с дурной репутацией, позвольте сказать вам сразу… Если придется мучитьи принуждать молодых девушек – вроде тех, что вы только что купили, – есливы прикажете мне рекламировать их чары, я этого делать не буду. Для меня этотак же бесчестно, как воровать или лгать. Зачем я вам нужен?»

Слезы остановились, но остались в глазах, как стена междуним и окружающим миром… Лицо прояснилось.

«Я похожа на шлюху? – потрясенно спросила я. – Обоги, я надела свою лучшую одежду! Я все силы трачу, чтобы выглядеть в этихярких шелках до отвращения респектабельной! Ты видишь в моих глазах жестокость?Разве нельзя поверить, что это закаленная душа, пережившая горе? Не обязательносражаться на поле боя, чтобы обрести мужество».

«Нет, госпожа, нет!» – воскликнул он полным раскаянияголосом.

«Так зачем осыпать меня оскорблениями? – спросила я,глубоко задетая. – Да, я с тобой согласна, ты написал правду, наши римскиепоэты не сравнятся с греками. Я не знаю судьбу нашей Империи, и это давит наменя не менее тяжко, чем на моего отца, и на отца моего отца! Почему? Не знаю!»

Я повернулась, как будто собралась уходить, хотя делать этосовершенно не собиралась! Просто он слишком далеко зашел в своих оскорблениях.

Он перегнулся через стол.

«Госпожа, – очень тихо, почти умоляюще заговорилон, – простите мои резкие слова. Вы – настоящий парадокс. У васэксцентрично подведено лицо, и, кажется, губная помада наложена неправильно.Она попала вам на зубы. У вас не напудрены руки. Вы надели три шелковые туники,и все они просвечивают! Ваши волосы лежат на плечах в двух косах, как уварваров, они осыпают вас дождем золотых и серебряных шпилек. Взгляните, вотони падают. Госпожа, вы поранитесь об эти шпильки. Ваша накидка, большеподходящая для вечера, упала на землю. Ваши оборки волочатся по грязи… –Не сбиваясь с ритма речи, он проворно опустил руку и поднял паллу, не замедливвстать и предложить ее мне, обошел стол, волоча ногу, и положил паллу мне наплечи. – Вы говорите с удивительной скоростью, поразительнонасмешливо, – продолжал он, – но за поясом у вас огромный кинжал. Егонужно прятать на локте под накидкой. А кошель! Вы доставали золото, чтобырасплатиться за девушек. Он так велик, что привлекает к себе внимание. И руки…Руки у вас прекрасные, изящные, как ваша латынь и ваш греческий, но онизапачканы грязью, как будто вы копались в земле».

Я улыбнулась. Слезы мои моментально высохли.

«Ты очень наблюдателен, – весело сказала я, совершенноим очарованная. – Почему мне пришлось задеть тебя так глубоко, чтобыдобраться до твоей души? Почему нам просто не открыться друг другу? Мне нуженхороший управляющий, страж, умеющий обращаться с оружием, чтобы вести дом изащищать его, так как я живу одна. Что, через шелк действительно все видно?»

Он кивнул.

«Ну, теперь, когда накидка у вас на плечах, она скрывает…кинжал… и пояс…»

Он покраснел. Потом, когда я улыбнулась ему, стараясьобрести спокойствие и побороть всеобъемлющую темноту, способную начисто лишитьменя самообладания и веры в мою цель, он продолжил:

«Госпожа, мы учимся скрывать свою душу, потому что наспредают. Но вам бы я свою душу доверил! Если бы вы только переосмыслили своесуждение! Я смогу вас защитить, я смогу вести ваш дом. Я ваших девочек непобеспокою. Но обратите внимание, несмотря на мою службу при Иллирикуме, у менятолько одна нога. Я вернулся домой после трех лет постоянных сражений и потерялее из-за кабана, потому что плохо закаленное копье сломалось, когда я метнулего в зверя».

«Как тебя зовут?» – спросила я. «Флавий», – ответил он.Римское имя. «Флавий», – повторила я.

«Госпожа, палла опять соскальзывает у вас с головы. А этишпильки, они острые, они везде, вы поранитесь».

«Ничего страшного», – сказала я, но позволила ему какследует себя задрапировать, как будто он – Пигмалион, а я – его Галатея. Онстарался действовать кончиками пальцев. Какая разница – накидка ужеиспачкалась.

«Те девушки, – сказала я, – которых ты видел… Онии есть все мое хозяйство, вот уже целых полчаса. Ты должен быть им любящимхозяином. Но если ты пожелаешь лечь под моей крышей в постель к какой-нибудьженщине, советую тебе выбрать мою постель. Я из плоти и крови!»