Глина - Дэвид Алмонд

— Ты еще одного слепил, — говорю.

Рискнул дотронуться: совсем холодный, холодный, как глина.

— Нет, Дейви. Это он. Он пришел со мной из каменоломни. Здесь ему безопаснее.

Я потрогал огромные руки истукана. Представил, как они сжимаются у Черепа на горле. Спросил:

— Что произошло с Черепом?

— Он умер, Дейви. Упал.

— Упал?

— А как еще? — Улыбка мелькнула на его лице. — Такой неуклюжий тюфяк, еще бы.

Он встал в тени рядом со мной.

— Наше творение существует на самой грани жизни, — говорит. — Сейчас он в спячке. Только наша вера и наша воля удерживают его от того, чтобы вновь не рассыпаться в прах. Мы должны повелевать им, Дейви. Что прикажем ему сделать?

— Ничего, — шепчу я.

— Может, хотя бы имя ему дадим?

— Ком, — шепчу.

— Сойдет. Привет, Ком.

— Привет, Ком, — повторил я шепотом.

— Молодец, Дейви. А теперь, Дейви, отдай ему приказ.

«Ты мой повелитель, — слышу. — Что я должен сделать?»

— Ничего, — шепчу.

— Если ничего, он скоро рассыплется прахом. Ничего для него — смерть.

Тишина и молчание глубоки, как вечность. И нет ничего за пределами нас троих, за пределами этого сарая.

— Кто ты такой? — шепчу.

— Я? — переспросил Стивен.

— Да, ты.

— Мальчишка, как и ты.

— И только?

— Ты хочешь сказать, что это я монстр?

Я уставился на него. А он улыбается.

— А ты кто такой? — спрашивает.

— Мальчишка, — шепчу. — Обыкновенный мальчишка.

— Мальчишка, способный творить чудеса. Не порти впечатление, Дейви. Успокойся. — Провел рукой у меня перед глазами. — Отдай приказ своему творению, Дейви.

«Повелитель. Что я должен сделать?»

Я уставился на непредставимого истукана. И не удержался.

— Шевельнись, — шепчу. — Оживи, Ком. Шевельнись.

И почувствовал, как он перевалил за грань жизни. Почувствовал, как в нем плещется дух.

— Оживи, — шепчу. — Оживи.

И он чуть повернулся, лицом ко мне.

«Что прикажешь, повелитель?»

И на сей раз я не сбежал, я встретился с ним взглядом и выдавил из себя одно слово:

— Иди.

И истукан зашагал поперек сарая, сквозь сноп света из окна и в дальнюю тень.

— Повернись.

Он повернулся.

— Иди.

Он снова прошел сквозь сноп света, в тень с моей стороны. А Стивен Роуз смеется, будто это какая шутка.

А потом берет обожженного глиняного ангела, протягивает.

— Возьми, Ком.

Истукан взял.

— Истреби, — говорит Стивен.

И истукан стиснул ангела своими лапищами, прах и частицы посыпались на пол, а Стивен все хихикает и хихикает.

— Замри, Ком, — сказал я, и истукан замер.

Стоит рядом с нами в тени. Я дотронулся до него, придвинулся ближе — ни малейшего движения.

— Не может быть, — прошептал я.

— Может, Дейви. Посмотри на наше творение. Ком — живой. Ком дышит. Ты станешь это отрицать?

— Все равно не может быть.

— Кто знает, может, и Бог так говорил в то утро, когда создал человека: «Не может быть! Не мог я такого сделать!» Но творение Его встало на ноги, и Бог опешил от собственной силы. И создание Его зашевелилось. Создание осмелилось глянуть Богу в лицо. И в глазах своего создания Бог увидел лукавство. И растерялся Бог при виде того, что создал. И говорит себе: «Чтоб мне провалиться, на фиг я сотворил эту зверюгу? Какой несказанный ужас впустил я в свой дивный мир!» Но было уже поздно. Дело сделано.

Я дотронулся до холодного истукана. Стоит и ждет новых приказаний.

— Он мог уничтожить нас, — шепчу. — Истребить сразу.

— Да, мог. Даже сказал, что хотел бы. Помнишь притчи? Эти, которых Он создал, оказались сосудами зла, все делали не так, устроили бардак в мире. Довели Бога чуть ли не до кондрашки. И преисполнился Он гнева и духа мщения. Наслал потопы, пожары, мор. Вот только Богова доброта до добра Его не довела!

Я содрогнулся. Смотрю, как частицы пыли оседают в луче, без конца.

— Он нас любил, понимаешь? — говорит Стивен. — Думал, мы обалдеть какие замечательные. Наслал разрушение, но погубить нас всех так и не решился. Всякий раз кого-то спасал.

— Например, Ноя и его семью.

— Ну, вроде того. И эти немногие должны были начать сначала, но по-правильному. Размечтался, да? А они давай опять доводить Его до кондрашки, тогда Он наслал дождь серный и огненный и всякий там мор, но как надо ничего не выходит и не выходит, и вот века идут, а Его доводят все больше, и в один прекрасный день Он говорит: «Все, с меня хватит. Пошел я отсюда».

— Пошел?

— Угу. Свалил Он, Дейви. Бросил нас. Году примерно в тысяча девятьсот сорок пятом.

— В тысяча девятьсот сорок пятом?

— Может, чуть пораньше. Сам знаешь: война, концлагеря, газовые камеры, атомная бомба, вся эта хрень. От такого кто угодно свалит.

Я до шеи истукана дотронулся. Услышал в голове его голос:

«Я твой, повелитель. Говори, что мне делать».

Стивен смеется. Указывает пальцем в окно. Там, за стеклом, чистая, ясная небесная синева.

— Помнишь, нам говорили, что Бог на небе, Дейви? Ты ведь Его там даже видел, да? — Он дотронулся до груди. — Помнишь, нам говорили, что Он у нас в сердце? Ты Его там когда-нибудь видел? Хоть раз? Честно? Он хоть раз отвечал на твои молитвы?

Я пожал плечами. Прислонился к истукану.

— А в церкви? Ты хоть раз видел, чтобы Он ходил там с тобой рядом у алтаря?

— Но… — начал я.

— Свалил Он. И осталась, Дейви, одна пустота. Пустота, молчание, ничего — навеки. Может, Он тут и был раньше, а теперь — фиг.

— А сила Господа? Плоть Его и кровь. Ты сам сказал, нам без них никак.

— Вёрно, никак. — Подошел ближе. Дышит на меня. Мы все втроем — Стивен, я и Ком — сгрудились в тени. — Но нужны-то они были тебе, Дейви. Я засунул в него эти дурацкие ошметки только потому, что они помогли тебе обрести веру. А сила, которая сотворила его, — это моя и твоя сила, Дейви, а Бог тут ни при чем. Мы одни, Дейви. Но и этого достаточно. У одних нас есть теперь сила.

Осклабился, почти прижался лицом к моему лицу.