Глина - Дэвид Алмонд

Она повернулась к подружкам, говорит с ними, перешептывается.

— О! — говорит. — Я знаю. Очень, очень грустная история.

Я — глаза на нее. Очень, очень грустная история? А главный герой в ней — паскудный Череп?

Мама языком прищелкнула, кивнула, пожала плечами.

— В Пелау-то все про это знают. Отец у него сварщиком работал на верфи. Упал в корабельный трюм, сломал позвоночник, сразу и умер. Она много лет сражалась за компенсацию — так оно иначе и не бывает. И вот наконец получила несколько сот фунтов — подачка в сравнении с тем, чего она лишилась. Но у миссис Черрис совсем ни сил, ни здоровья не осталось, и мальчишка от рук отбился, ничего она не могла с ним поделать. Кто же скажет заранее, до чего могут довести семью боль и утрата? Мальчишка смолоду за бутылку. Деньги на это как-то умудрялся из нее тянуть. Он был здоровый, сильный, на вид — взрослый мужик, да и жалели его все, так что закрывали глаза на его пьянки. А вот теперь она и сына лишилась. И что ей, несчастной, в жизни осталось?

Смотрим на ворота — там никого.

— И уж совсем ей ни к чему, чтобы мы здесь стояли и пялились, — говорит мама. — Пошли. Пошли по домам.

Я еще постоял немного — смотрю, выжидаю. Ничего. Солнце сияет над миром, яркое, ясное. Я нагнулся, соскреб немного грязи. Сжал в ладони. «Оживи!» — бормочу, но, понятное дело, ничего не происходит. В то утро на Уотермил-лейн все вокруг казалось вымышленным, ненастоящим, будто из сна. Я попытался сказать себе, что трагедия, случившаяся совсем рядом, не имеет ко мне никакого отношения. Череп был пьян. Упал. А я? Я попытался сказать себе, что меня надули, провели, загипнотизировали, что я…

— Дейви! — окликнула мама.

— Да.

Я руку разжал, грязь выпала. Я встал и пошел оттуда с мамой и с папой.

Дурковатая Мэри стоит у своей калитки, Стивен рядом. Мы подходим, она глаза выпучила.

— А, славный мой служка! — говорит. — А с ним его славные мама и папа.

— Здравствуй, Мэри, — говорит мама. Положила ладонь ей на плечо, Мэри так и расцвела от радости. — Как у тебя дела, Мэри?

— Все хорошо, — говорит Мэри. — Только что проснулась. — И хвать маму за руку. — Что там случилось? — шепчет.

— Так, небольшая неприятность.

Стивен на меня смотрит, такой спокойный.

— Пока мы все спали, — говорит.

— Да! — подхватила Мэри. — Вы представляете? Я только что проснулась!

И на лице — изумление.

— И такой видела странный сон! — говорит.

Глаза закрыла, поднесла руку в голове, будто чтобы поворошить память там, во тьме.

— Зверюгу! — говорит.

— Зверюгу? — говорит мама.

— Угу! В дом ко мне забралась зверюга! Хи-хи-хи-хи-хи! Забралась!

Глаза распахнула, рот ладонью зажала, хихикает, скалится.

— Следы этакие с когтями по всей прихожей! Хи-хи-хи-хи! А теперь она в сарае спать завалилась! Точно! Хи-хи-хи-хи! Как пить дать!

Днем к нам пришли двое полицейских. Папа подошел к двери, но оказалось — они ко мне. Он их впустил. Один — сержант Фокс, другой — участковый Граунд. Стоят, зажав шлемы под мышкой, в руках блокноты и карандаши. Садиться отказываются.

— Так, сынок, — . говорит сержант Фокс. — Парочка вопросов, и мы пойдем дальше.

— Ничего страшного, — говорит участковый Граунд.

— Ладно, — говорю.

— Первый вопрос, — говорит сержант Фокс. — Ты знал этого погибшего парня?

— Немного, — шепчу.

— Говори громче, Дейви, — велела мама.

— Да, — говорю.

Дрожу весь. И вой внутри.

— Отлично, — говорит сержант Фокс. — Пойдем дальше. И что ты о нем знал?

— В смысле?

— Ну, что он был за парень. Чем занимался. Ну… интересы, все такое.

— Так сказать, внутренняя жизнь, — вставил участковый Граунд.

Я плечами пожал:

— Не знаю.

— Мой сын с ним не водился, — говорит папа.

— Вот как? — говорит сержант Фокс.

— Да, — говорю. — Я…

— Ты — что? — говорит сержант Фокс.

— Я его боялся, — говорю.

Оба что-то пишут в блокнотах.

— И когда ты его видел в последний раз? — спрашивает сержант Фокс.

Я стал припоминать.

— В пятницу. После уроков. Возле «Лебедя». Он…

— Пьян был? — спрашивает участковый Граунд.

Я кивнул. Они вздохнули, головой качают. Знают уже. Он часто бывал пьян. О чем-то с родителями пошептались, потом снова ко мне.

— Он к тебе вязался? — спрашивает участковый Граунд.

— Случалось.

— Поэтому сын с ним и не водился, — говорит папа.

— Верно, — кивает сержант Фокс. — Мы уже пообщались с твоим приятелем Джорди Крэгсом. Он нам обрисовал положение.

— Так, — говорит сержант Фокс.

Пролистал свои записи. Я так и жду: сейчас меня выведут на чистую воду, начнут расспрашивать, что произошло вчера ночью в пещере, заговорят про истукана, будут выяснять, что я знаю про пса. Ничего такого.

— Печальная история, — говорит сержант.

И в глаза мне смотрит.

— Еще что-нибудь хочешь нам сказать? — говорит.

— Какие-нибудь важные цифры или факты? — говорит участковый Граунд.

— Нет, — говорю.

— Ты в голову-то не бери, — говорит. — Бывает такое. Постепенно забудется. Это вообще такая часть…

— Взросления, — говорит участковый Граунд.

Папа их до двери проводил. Слышу, говорит, что я мальчик чувствительный, но скоро оправлюсь.

Мама меня обняла.

— Пошлем цветы матери Чарли, — говорит.

И дрожит вся.

— Да минует меня чаша сия, — говорит.

В ту ночь я проснулся, и меня будто потянуло к окну. Отдернул занавеску, вижу монстра. Вон он, на улице. Стоит под фонарем, на меня таращится. Огромный, огромная темная тень. Я знаю: хочет, чтобы я к нему вышел. Чтобы я с ним поговорил. В ушах звучит его голос:

«Ты сотворил меня, повелитель. Я — твой!»

— Убирайся! — шепчу. — Не нужен ты мне.

Стоит, не шелохнется.

«Что для тебя сделать, повелитель?»

— Ничего! Проваливай! Стань опять комом глины!

Он голову опустил и медленно пошел прочь, из света под фонарем во тьму.