Отец (не) моего ребенка - Ольга Висмут

Я стараюсь отвечать корректно. Но “личку” на всякий случай закрыла. Вдруг этот загадочный Ноу Нейм какой-нибудь извращенец?

В назначенный срок Илье проводят операцию. В это время я сижу на лавочке под дверями операционной и усердно молюсь. Второй раз в жизни. Первый раз был, когда подтвердился диагноз Ильи. Тогда я просила Боженьку сделать чудо и дать мне денег. В этот раз прошу, чтобы операция прошла успешно.

Не знаю, услышал ли Всевышний меня, но когда из операционной выходит усталый хирург и снимает с лица маску, я падаю в обморок. 

Точнее, сначала вскакиваю с лавки навстречу врачу. Но в глазах внезапно темнеет. Следующее, что ощущаю, это резкий запах нашатыря. Рядом кто-то взволнованно говорит: 

– Это мама Ильи Сухомлинского. Да, упала в обморок. Видимо перенервничала.

Немного растерянно открываю глаза.

Оказывается, меня перенесли в приемную и уже поставили капельницу. 

– Не надо так волноваться, мамочка, – заверяет дежурный врач. – С вашим сыном все в порядке. Операция прошла успешно. Несколько дней он еще пролежит в реанимации под наблюдением, а потом переведем его в реабилитационную палату.

– Надолго?

– Примерно на месяц. Если орган приживется и никаких  проблем не будет, мальчика отправят еще на полгода в “Кондор”. 

Я пытаюсь подняться:

– “Кондор”? 

– Лежите, вам еще рано вставать.

Врач поправляет капельницу и собирается уходить, но я останавливаю:

– Подождите, почему в “Кондор”? Это же очень дорого! Мы стоим в очереди на путевку в другой санаторий! 

– Можете уступить вашу путевку тем, кто больше в ней, –  улыбается врач. – Все расходы на поездку  и проживание в “Кондоре” для вашего сына и еще нескольких детей взял на себя наш спонсор. 

Я ошарашенно смотрю, как она уходит.

Спонсорский фонд? Это то, что я думаю?

Владимир и здесь отметился? Но зачем? Не верю, что это из-за меня. Наверное, это какая-то хитрая схема по отмыванию денег. Или уклонение от налогов. Или…

Варианты быстро заканчиваются.

Мои плечи начинают дрожать. А я закрываю лицо руками и плачу. Не верится, что все это происходит на самом деле. Неужели Боженька услышал меня?

* * *

Последнее время я начала набирать вес, да и живот уже виден. Наталья радуется, все идет по плану, и я,багодаря ее стараниям, перестала выглядеть как жертва концлагеря. Округлилась в нужных местах, стала больше на целый размер. Но несмотря на то, что в моем рационе строго отмеренное количество калорий, мне постоянно хочется есть. 

Какое-то перманентное чувство голода.

Ничего не могу с этим сделать.

Я честно держалась все эти дни, но из-за операции так перенервничала, что не усну, если не съем что-нибудь! 

А потому под покровом ночи, приблизительно в девять, я решаю выползти в кухню. 

Есть хочется безумно. 

Перед глазами маячит дешевый “дошик”, заправленный паприкой. Именно этот вкус почему-то приходит на ум. Рецепторы сходят с ума, просят именно его. Могу их расстроить: в этом доме “дошика” точно нет. 

Мышкой крадусь по коридору, прислушиваясь к звукам. Вот увидят меня слуги – и точно хозяевам расскажут. А мне прошлой сцены хватило. Столкнуться с Эльвирой один на один я не хочу. 

Так, где же тут что лежит… 

Холодильник забит всякой всячиной. Фрукты, овощи…

О, лазанья!

Сглатываю набежавшую слюну. Как же хочется есть, кто бы знал!

Ладно, лазанья так лазанья. 

Тарелки громко звякают друг об друга, когда я начинаю их доставать. 

Встрепенувшись, замираю у шкафа с посудой. Прислушиваюсь. 

Вроде никого не слышно. Вот и отлично. 

Кладу себе лазаньи побольше, не жадничаю. Нарезаю свежий огурец. Ну а что? Еда тяжелая, а огурец охладит немного. 

Ставлю лазанью в микроволновку на две минуты. Сама же пританцовываю рядом от нетерпения. Живот издает настырные звуки. 

Наконец, микроволновка пищит. Но так громко, будто хочет разбудить весь дом. Я быстро открываю дверцу. Аппетитный аромат заполняет всю кухню.

Вот предатель! Так любой точно поймет, что кто-то тут был. 

Поставив тарелку на стол, прячу остатки лазаньи в холодильник. Закрываю дверцу и тут же вздрагиваю, замечая мужскую фигуру в дверном проеме. 

Я не включала верхний свет в кухне. Только над панелью готовки, а потому не сразу понимаю, кто стоит в дверях. 

– Ой, – нервно дергаюсь. – Владимир?

Почему-то именно это имя первым приходит на ум.

Фигура делает шаг ко мне. Черты лица проясняются. Я инстинктивно делаю шаг назад.

– Нет, не Владимир, – произносит фигура низким голосом Виктора. – А ты что, моего братца тут ждешь? 

– Нет, я тут ем, – показываю на стол, где дымится подогретая лазанья. 

Виктор проходит в кухню. В полумраке его фигура кажется просто огромной. 

– Хотите? – предлагаю.

– Я на ночь не ем, – усмехается он  и подходит ближе ко мне. – Хотя кое-что определенно хочу. 

Я нервно сглатываю. 

Он делает еще шаг, сокращая расстояние между нами. 

Мне уже некуда отступать – позади подоконник, в который упираюсь спиной. 

Миг – и я оказываюсь в объятьях Барковского. Замираю, не понимая, что происходит. Его горячие потные ладони прожигают сквозь одежду, а я стою в ступоре, не в силах пошевелиться. Сердце бешено заходит в груди. 

Меня накрывает паника, когда Виктор одной рукой  задирает подол халата, а второй – удерживает меня прижатой к себе. И сделать ничего не могу. 

– Ну что, пойдем к тебе в комнату? – жарко шепчет мне на ухо. 

От его прикосновений и слов становится мерзко.

– Или нет. Давай прямо тут, – его рука ползет по моей ноге. 

Он толкает меня к столу. И я будто просыпаюсь от морока.

31

Вскидываю руку, чтобы влепить пощечину, но Виктор ее перехватывает и прижимает к себе. 

Силенок у него полно, а я не могу его оттолкнуть. Да и как оттолкнуть? Он тут хозяин.

В голове мелькает спасительная мысль. 

Сдавленно вскрикиваю и с перепуганным воплем  хватаюсь за живот. Этот манёвр заставляет Виктора отпустить от меня. 

– Что там? Болит? – его лицо вмиг меняется.

– Да-да, – тут же охаю, тяжело дыша. – Какого вы на меня накинулись?

– А разве нет причины? – хмыкает он. – Как же пятнадцать тысяч? 

Я давлюсь воздухом. Меня словно ударили под дых.

Так это все-таки был он?!

Меньше всего мне хотелось получить подтверждение при таких обстоятельствах! Но все же один козырь у меня еще есть:

– Вы заплатили за