Золушки в опасности - Лесса Каури

Безмолвный зов, прозвучавший в сознании, прозвучал ответом на его мысли. Зов, на который сердце потянулось, будто привязанное на ниточке. Вскочив на лапы и оскалившись, Хан принюхался: не заструится ли из-за деревьев пугающий запах, не из-за него ли ему чудятся голоса в голове? Но в лесу было тихо, лишь пересвистывались, перелетая с ветки на ветку, синички, да изредка каркали над кронами во́роны.

Перекинувшись, он поднял девушку на руки и побежал, следуя голосу, тем более что путь лежал в нужном ему направлении.

Столько, сколько за последние дни, Хан не бегал даже в сезон Больших охот. Оборотни были значительнее сильнее людей, но их сила и выносливость имели предел. Зохан был измучен уже в своей звериной ипостаси, а в человеческой вообще каждый шаг давался ему с трудом, хотелось упасть, даже не поспать, нет, просто полежать, вытянув конечности и глубоко дыша. Но он смотрел на запрокинутое лицо Рубины, от жара алеющее соком осенних ягод, и понимал – надо торопиться, потому что ей все хуже и хуже! Какая ирония судьбы, получить взамен целого клана одну человеческую девушку! Мелькнула мысль, что, наверное, ему следует ненавидеть ее. За то, что выжила, за то, что вообще родилась на свет! Но он вспоминал ласковую ладонь на своей спине и понимал – замена равноценна. Потому что вместо целой деревни она получила его – Зохана Рысяша. Оборотня.

От тряски Рубина пришла в себя, облизала пересохшие губы. Хан думал, она попросит воды, но вместо этого девушка, вцепившись ослабевшими пальцами в ворот его куртки, прошептала:

– Брось меня!

Оборотень, не снижая скорости, молча мотнул головой.

– Мне… очень… плохо!

– Это простая простуда! – рявкнул Зохан. – Не смей сдаваться! Вспомни Озиллу!

Приснопамятный Озилла Крокцинум выбирался из таких ситуаций, которые им и не снились!

– Великолепный Озилла! – слабо улыбнулась Руби и потеряла сознание.

А оборотень резко остановился, но вовсе не из-за нее. Его носа достиг запах дыма, мирного дыма топящейся печи, в которой жарилось мясо. Странный, нехарактерный запах для самого средоточия засыпающего осеннего леса, не несущий ни чувства опасности, ни смертоносного дыхания бешенства.

Более не задумываясь, Хан ринулся вперед. Через какое-то время выскочил на поляну, спрятанную в кустах шиповника, дикой малины и роз. Если бы с них не облетели листья, а ветер не погнул их к земле, желая на зиму укрыть под снежным одеялом, оборотень не прошел бы так просто – ободрался до крови! В середине поляны стояла избушка, старая, но крепкая, из цельных бревен, с гнездом на коньке крыши, каким-то чудом там державшимся. Едва Хан ступил на основательно протоптанную тропинку, ведущую к дому, как дверь распахнулась, словно его ждали, и на пороге показалась красивая женщина с волосами, распущенными по плечам. Зохан узнал ее сразу. Узнал не только лицо, издали кажущееся лицом молодой женщины, узнал запах – диковатый, страстный, пропитанный ароматами трав и зелий.

Ведьма Эстель молча ждала, пока молодой оборотень подойдет к крыльцу. Так же молча посторонилась, впуская его в дом. Указала на лежанку у печки. Хан аккуратно опустил на нее Рубину и едва не осел на пол рядом – силы его оставили. Не по-женски крепкая рука придержала его за шиворот, чтобы не упал, а затем подтолкнула к столу, на котором дымилось в котелке молоко, а на сковороде еще шкворчал большущий кусок мяса, только снятого с огня.

– Поешь, парень, и не мешай мне! – приказала хозяйка.

Присела рядом с Рубиной, принялась распутывать ее шаль, растягивать шнуровку на платье.

Хан стыдливо отвел глаза, а после и вовсе позабыл о спутнице, вгрызаясь в сочное, с кровью, мясо. После еды на него навалилась тяжелая дрема, и, кажется, он отключился прямо за столом, потому что опомнился и вскочил, выхватив нож, лишь тогда, когда в дверь кто-то с силой заскребся.

– Открой дверь! – спокойно сказала Эстель.

Она обтирала полностью обнаженную девушку губкой, которую макала в миску с каким-то резко пахнущим настоем, а затем укутывала ее льняным полотнищем.

Хан подошел к двери и открыл ее. В избу заскочил здоровенный серый пес с оранжевыми глазами, завертел хвостом, заскулил, глядя на лес.

– Знаю, знаю, – проворчала ведьма, – скоро будут здесь, окаянные. Уймись пока!

К удивлению оборотня, после этих слов собака перестала волноваться и улеглась у огня, положив большую голову на длинные лапы. По ее шее змеился искусно сплетенный травяной ремешок.

Эстель влила в рот Рубине дымящееся питье из кружки, накрыла девушку одеялом и вдобавок медвежьей шкурой, и перешла за стол. Сев напротив Хана, принялась испытующе его разглядывать. Он вновь, как и тогда, когда пришел в себя в родном доме, поразился силе ее взгляда – темного, непонятного, пугающего. Казалось, в загадочной бездне этих зрачков может утонуть весь Тикрей! Но для него, Зохана Рысяша, в нем не было угрозы. Лишь бесконечное понимание.

– Отсюда до Вишенрога шесть часов твоего бега, – заговорила ведьма, ни о чем его не спрашивая. Осознание того, что она и так все знает, оказалось для Хана куда более шокирующим, чем ее взгляд. – С конца лета в столице введено особое положение, пройти в город можно только при наличии документов и ясной цели путешествия. У тебя же есть второе, но нет первого!

Зохан упрямо скрипнул зубами.

– Я все равно пойду!

– Знаю. Но ты пойдешь не один. С тобой пойдет Стрема.

Пес, задремавший у очага, вскочил на лапы, трубно залаял.

– Ты скажешь охране на воротах, что, охотясь, ушел далеко от стойбища и нашел собаку в лесу, – продолжила ведьма. – Ты узнал ее и хочешь вернуть хозяину. Тогда они пропустят тебя.

– Я знаю эту собаку? – вытаращился Хан.

Пес, названный Стремой, обиженно смолк.

– Ты – нет, – улыбнулась Эстель. Морщинки лучиками побежали от уголков ее глаз и рта, добавляя годы, но не отнимая красоты. – Но знает Вишенрог. Стрема, ко мне!

Пес подошел и сел рядом, не спуская с нее умного взгляда. Склонившись, Эстель взяла его за брылы, заставив смотреть себе в глаза.

На миг оборотню стало не по себе. Ему почудилось, или ведьма действительно безмолвно говорила с собакой, а та так же безмолвно отвечала ей?

– Отпускаю! – прошептала Эстель и оттолкнула голову пса. В этом движении сожаления было больше, чем воли. Она посмотрела на Зохана. – Я дам тебе зелье, которое сейчас подстегнет твои силы и поможет добежать до Вишенрога. Но потом тебе будет плохо. Очень плохо.

Оборотень поднялся.

– Я готов!

Стрема нетерпеливо приплясывал у двери.

Ведьма накапала из матовой склянки в стакан с молоком бесцветной жидкости, протянула Хану. Он выпил. На миг его окатило жаром, а затем из перетруженных мышц ушла боль, сменяясь горячей радостной силой, а сознание стало кристально ясным, позволив Хану мгновенно осознать опасность, угрожающую мирной полянке посередине Ласурской чащи.