Странная война 1939 года. Как западные союзники предали Польшу - Джон Кимхи

Вопрос был поставлен министром по координации обороны лордом Четфилдом, однако Чемберлен воспротивился дополнительному призыву, который коснулся бы около 110 тысяч человек. Создалась странная ситуация. Глава имперского Генерального штаба лорд Горт не занял официальной позиции. Военный министр Хор-Белиша написал премьер-министру сразу после заседания кабинета, требуя разрешения на призыв хотя бы 60 тысяч человек, если уж не 110 тысяч[26]. В противном случае, писал он, потребуется неделя для мобилизации в чрезвычайных условиях, с риском огромных скоплений людей, если она совпадет с эвакуацией и воздушными налетами.

Чемберлен объяснял, что мобилизация в данный момент была бы неверно истолкована Гитлером и могла бы навредить обращению, которое он намеревался произнести в четверг в своей речи в парламенте. Он также собирался направить личное письмо Гитлеру, в котором еще раз подтвердит решимость Англии выполнить свои обязательства в отношении Польши, которые никоим образом не изменились ввиду предполагаемого пакта между Германией и Советским Союзом. Правительство все еще придерживалось мнения, что в трудностях, возникших между Германией и Польшей, нет ничего такого, что могло бы оправдать применение силы, которое неизбежно приведет к европейской войне. После заседания кабинета было опубликовано коммюнике, в котором приводилась вышеуказанная точка зрения правительства, а также сообщалось, что в четверг правительство запросит у парламента чрезвычайные полномочия и что санкционировано принятие определенных мер предосторожности. После заседания начальники штабов разослали инструкции всем подразделениям, что, если появится необходимость воздушных налетов на Германию, они должны быть направлены только против целей, которые строго соответствуют определению «военные объекты».

Чемберлен не сказал кабинету – ни Хор-Белиша, ни его военные советники ничего не знали, – что днем раньше, 21 августа, министр иностранных дел получил письмо из Германии, в котором говорилось, что Геринг хотел бы приехать в Лондон, чтобы встретиться с Чемберленом. Сразу же в строжайшем секрете были приняты подготовительные меры для прибытия Геринга в среду 23 августа – на следующий день после заседания кабинета. Он должен был приземлиться «на заброшенном аэродроме» и оттуда на машине ехать в Чекерс. Там весь обслуживающий персонал будет отпущен и все телефоны отключены на время переговоров между Чемберленом и Герингом.

Чемберлен и Галифакс весь вторник ждали подтверждения предстоящего визита Геринга – и это, возможно, явилось истинной причиной нежелания Чемберлена санкционировать мобилизацию резервистов регулярной и территориальной армий, о чем просили Четфилд и Хор-Белиша. Однако подтверждение так и не поступило. В четверг утром, перед тем как собрался парламент, чтобы одобрить предоставление правительству чрезвычайных полномочий, Галифакс получил известие, что Гитлер отменил поездку, так как считал, что «визит не принесет немедленной пользы».

Однако этот эпизод пошел на пользу Гитлеру, случайно или преднамеренно, сейчас сказать невозможно. Он усилил колебания британцев и задержал действия, которых больше всего боялся Гитлер. Даже в то утро четверга, после того как был отменен визит Геринга, премьер-министр все еще не желал санкционировать какие-либо меры, указывающие на решимость Англии действовать немедленно, если поляки подвергнутся нападению. Он сообщил кабинету, что они встретились не для принятия решений, а чтобы получить информацию о ходе последних событий. Премьер сказал, что, по сообщению английского посла в Берлине, Гитлер заявил, что, если англичане предпримут какие-либо дальнейшие меры по мобилизации, вооруженные силы Германии будут полностью мобилизованы «в качестве меры защиты, а не угрозы». Чемберлен продолжал противиться существенному призыву резервистов, который мог бы спровоцировать Гитлера. Он хотел подождать результатов встречи Гендерсона с Гитлером, намеченной на тот день.

А пока Гитлер – пленник своего графика – успешнее держал в состоянии успокоенности британцев, чем французов. Считалось, что во Франции идет мобилизация и французская армия являлась намного большей непосредственной военной угрозой немцам, чем британская; тем не менее Гитлер был убежден, что французы не двинутся с места без политической и военной поддержки англичан. Поэтому для него было важно, чтобы британцы дольше оставались в состоянии нерешительности и бездействия. Когда он наконец сообщил британцам, что Геринг не приедет, оставалось менее 48 часов до намеченного вторжения в Польшу. Когда Чемберлен сказал членам кабинета в тот день, что они собрались не для принятия решений, это было все, на что мог надеяться Гитлер, поскольку без решения британцев французы не предприняли бы никаких действий на Западном фронте.

Теперь мы видим последствия неспособности всех заинтересованных сторон – разведывательных служб, немецкого сопротивления, «хорошо осведомленных» дипломатов – оценить всю важность решений, принятых Гитлером на совещании узкого круга лиц в Оберзальцберге 14 августа. Они совершенно запутали последовавший затем дипломатический и политический фарс. Были приняты окончательные военные решения, определен график боевых действий. Все остальное было маскировкой, и, как мы видим, исключительно успешной.

Здесь мы должны вернуться к 22 августа. Пока высшие офицеры во время завтрака у своего министра в Карлтоне на Хеймаркет размышляли о германо-советском соглашении, а на Даунинг-стрит премьер и министр иностранных дел втайне и с большим нетерпением ожидали известия о подтверждении предстоящего визита Геринга, Гитлер созвал большое совещание командиров в конференц-зале резиденции в Оберзальцберге. Они встретились, как и Белиша со своими генералами, в полдень 22 августа. Геринг находился в Берхтесгадене и вовсе не готовился к встрече с Чемберленом: он получал последние боевые приказы[27].

Существует три или четыре разные версии речи Гитлера на этом брифинге. Между ними имеются расхождения в деталях, но не по существу изложенных Гитлером намерений и планов. Поэтому трудно согласиться с утверждением генерала фон Манштейна, что он и генерал фон Рундштедт покинули Берхтесгаден с убеждением, что никакой войны не будет, что поляки подчинятся, что англичане и французы не пойдут на риск возможной мировой войны.

В записях генерала Гальдера отмечено, что в своих двух выступлениях Гитлер говорил о действиях против Запада: обеспечить тылы Германии на востоке, прежде чем идти на завершающее сражение с Западом; желательно испытать вермахт перед решающей схваткой. Германия должна быть твердой, сказал Гитлер, ответные действия британцев и французов обязательно последуют. Необходимо действовать с беспримерной жестокостью. Целью является не установление новых и лучших границ, а уничтожение врага, в первую очередь Польши. Нападение было назначено на 26 августа.

Адмирал Бем сделал более полные записи, чем Гальдер; как и генерал Варлимонт, заместитель Йодля в штаб-квартире фюрера. В заметках Бема дано больше подробностей речи Гитлера. Фюрер еще весной принял решение об этом конфликте. Он предполагал сначала действовать против Запада, а уже потом против Польши. Однако обстоятельства заставили его пересмотреть приоритеты. Он пришел к выводу, что если сначала нападет на Францию и Британию, то поляки ударят по тылам Германии на востоке, в то время как ее вооруженные силы будут заняты на западе. Однако ни французы, ни британцы не нападут на Западный вал, пока Германия будет занята разрешением своего спора с поляками. Британское перевооружение не было настоящим, оно носило главным образом пропагандистский характер. «Мы будем сдерживать Запад, пока не разделаемся с поляками».