Цифровой тоталитаризм. Как это делается в России - Ольга Четверикова

Однако за этими планами стоит не только желание скрыть реальные данные и подстроиться под требования майских указов. И не случайны тут указания Всемирного банка, который является главным инициатором «цифровой экономики» в России. Речь идёт о подготовке к введению системы цифровых показателей, при которой логика бизнес-единицы, обязанной сдавать статистику в цифровой форме, будет переведена и на физлицо. И те физические лица, которые не будут встроены в цифровую статистику, окажутся за бортом социальных льгот и выплат. Кстати, уже сейчас пилотные проекты помощи наиболее бедным обусловливают её предоставление оцифровкой персональных данных. Очень эффективный механизм встраивания в систему цифрового концентрационного лагеря.

Между тем главное внимание загнивающие элиты уделяют другому механизму. Сегодня они с болезненной одержимостью пытаются «оседлать» молодёжь, на которую и нацелены их ключевые программы. Поэтому такое значение представляет для них революционная ломка всего образовательного процесса, которая должна им позволить превратить наших детей в послушных адептов общероссийской «секты цифровиков».

В одном из своих выступлений форсайтер Д. Песков заявил: «Если говорить об образовании — школьном, университетском, любом — нужно держать в уме несколько вещей. Нет ни одного элемента образовательного процесса, который нельзя было бы радикально изменить за счёт использования данных. Все существующие элементы устарели»[147].

В другом месте, задавшись вопросом «Сколько у нас сегодня в стране настоящих университетов?», он ответил: «Я не знаю ни одного. Когда мы научимся создавать университеты так, чтобы они были соразмерны задачам времени, можно будет поговорить о будущем образовании»[148].

Эти высказывания — всего лишь отражение того радикального взгляда на трансформацию высшей школы, который изложен в двух версиях форсайт-проекта «Образование 2030», подготовленных АСИ и МШУ «Сколково» по лекалам проектов ведущих игроков мирового образовательного рынка.

Корни этих проектов уходят в документы «Римского клуба» и в программы ЮНЕСКО по формированию системы глобального образования, важную роль в разработке которых сыграл пропагандист ценностей «Нью Эйдж» Роберт Мюллер, в течение 40 лет пребывавший на посту заместителя Генерального секретаря ООН. Общие требования к мировой системе образования были согласованы сначала с Декларацией тысячелетия ООН (8 целей), рассчитанной на 2000–2015 гг., а теперь — с ооновской Повесткой дня до 2030 г., включающей в себя 17 целей устойчивого развития (ЦУР), в достижении которых образование (цель 4) имеет решающее значение.

В США систему образования всегда понимали как рынок образовательных услуг. Соответственно с переходом к неолиберальной перестройке в 1980-х годах ведущие американские мозговые центры поставили задачу создать единое глобальное образовательное пространство, на котором ведущими игроками стали университеты США, тесно связанные с американским разведывательным сообществом. Главным инструментом встраивания в эту систему и европейских, и российских университетов явилась Болонская система, ставшая с помощью ЮНЕСКО образцом для создания мирового рынка образования и исследований. Она предполагает не только стандартизацию программ, методик и оценок, но и внедрение качественно новых базисных принципов, исходящих из «глобального духовного видения», соответствующих ньюэйджевской системе ценностей.

С переходом к цифровой революции в руках указанных игроков появился другой мощный инструмент, коим стало дистанционное, или онлайн обучение, самой широко применяемой формой которого являются МООК — массовые открытые онлайн-курсы[149]. Они локализованы в интернете, имеют продуманные программы, промежуточные задания, тесты и итоговую аттестацию. В силу своей дистанционности и массовости они требуют большей временной гибкости, ограничены во времени и используют систему дедлайнов (определённых предельных сроков).

Появились эти курсы ещё в 2006 г., но по-настоящему популярными стали в 2012 г., когда были запущены проекты крупнейших американских МООК-платформ: Coursera — на базе Стэнфордского университета и при участии Принстонского, Мэрилендского и других университетов (23 млн. пользователей), Академия Хана — при участии Google и фонда Гейтса (15 млн.), EdX — на базе Массачусетского технологического и Гарвардского университетов (10 млн.), Udacity — на базе Стэнфордского университета и при участии Технологического института Джорджии, Google др. (4 млн.).

МООК имеют хорошо проработанные платформы, которые позволяют оснастить учебный процесс всеми необходимыми инструментами, требуют серьёзных технических разработок и больших финансовых вложений. Вместе с тем эти курсы очень доходны. Некоммерческие курсы (такие, как EdX) берут плату за сертификаты. А коммерческие (такие, как Udacity и Coursera), помимо платы за сертификаты, предлагают также платные услуги потенциальным работодателям, позволяя им находить лучших студентов и предлагать им работу. Некоторые курсы также включают в себя участие студентов в реальных проектах по теме курса, которые исходят от тех или иных организаций, и берут плату со студентов за курсы и тренинги, организуемые по конкретному запросу. Кроме того, есть коммерческие организации, которые хотят разместить тот или иной курс на правах рекламы, за что также берутся деньги[150].

Внедрение новых технологий меняет и требования к «строящемуся» глобальному образовательному пространству, которое мыслится как глобальный рынок образовательных услуг. Его главными характеристиками являются следующие.

Во-первых, в условиях быстрой смены технологий и экономической неопределённости требуются работники, обученные под узкий круг задач, и обладающие максимальной гибкостью и способные работать в разных культурах и разных технологических средах. Это требует внедрения моделей сквозного обучения на протяжении всей жизни, позволяющих постоянно переобучать и доучивать персонал в соответствии с меняющимся кругом задач.

Во-вторых, цифровые технологии меняют способы, которыми создаются и передаются знания и формируются навыки, процесс оценки и управление учебными учреждениями. Эти технологии транснациональны и транскультурны, доступны для любых слоёв общества и могут проникать в любые организации и семьи, невзирая на политические, этические и религиозные различия.