Карта небесной сферы, или Тайный меридиан - Артуро Перес-Реверте

— Проблема состоит в том, — продолжал он, — что в этой моей работе необходима. — Не пойдешь же каждому рассказывать всю свою жизнь. Поэтому действовать приходится с оглядкой. Я не имею в виду ничего незаконного, но иногда… В общем, вы понимаете. Ключевое слово — благоразумие.

— А какое отношение ко всему этому имеет благоразумие?

Палермо сказал, какое, и пока он говорил, лицо его стало жестким, во взгляде появилась злость, она же исказила его губы. Кой заметил, что он сжал кулак, кулак той руки, на мизинце которой было массивное золотое кольцо, и Кой расхохотался бы при виде такого проявления гнева, если бы уже не заинтересовался настолько тем, что собеседник рассказывал ему с такой горечью и раздражением, почти граничившим с агрессивностью. Он нащупал след.

Поиски старинных затонувших кораблей всегда начинаются с самого простого следа, иной раз нелепого, и он… Бог ты мой. Случай в лице библиотечной ищейки по имени Корсо, который снабжал его старинными морскими картами, лоциями и прочими материалами — бессовестный, надо сказать, тип, из ряда вон, и стоил чертовски дорого, — предоставил ему книгу 1803 года о деятельности ордена иезуитов на море. Книга называлась «Черный флот. Иезуиты в Западных и Восточных Индиях», а написал ее Франсиско Хосе Гонсалес, библиотекарь морской обсерватории Сан-Фернандо. В этой книге Палермо и нашел «Деи Глорию».

— Там было… Боже мой. Я сразу понял. Человек сразу понимает, когда ему повезло. — Он почесал нос большим пальцем. — Я это носом чую.

— Вы, наверное, имеете в виду сокровище.

— Я имею в виду корабль. Хороший, старинный и красивый корабль. Сокровище — это потом, да и то если будет. Но не думайте, что… оно обязательно.

Нет, это не то слово.

Он опустил голову, разглядывая свой большой перстень. И тут Кой впервые рассмотрел его. Перстень, видимо, был сделан из старинной монеты.

Может, арабской, а может, турецкой.

— Море покрывает две трети земного шара, — вдруг сказал Палермо. — Вы представляете, сколько всего там скопилось за последние три-четыре тысячи лет? Пять процентов всех судов, которые когда-либо выходили в море… Я вам точно говорю. По меньшей мере пять процентов находятся на дне. Самый потрясающий музей — честолюбие, трагедия, память, богатство, смерть… Предметы, которые стоят денег, если их поднять, но и… Понимаете — одиночество, тишина. Только тот, у кого мурашки пошли по коже от ужаса при виде темного силуэта затонувшего корабля…. А этот зеленоватый сумрак там, внизу, если вы понимаете, о чем я… Вы понимаете, о чем я?

В Коя впились оба глаза — и зеленый, и карий, внезапно разгоревшиеся то ли лихорадочным, то ли угрожающим блеском, а может, и тем и другим вместе.

— Я знаю, о чем вы говорите.

Нино Палермо слегка улыбнулся ему с одобрением и рассказывал дальше. Он всю жизнь совался в воду, сначала за чужой счет, потом за свой собственный. Он бывал на обросших кораллами обломках судов в Красном море, нашел груз византийского стекла неподалеку от Родоса, искал фунты стерлингов на «Карнатике», а в Ирландии получил две сотни дублонов, три золотые цепи и распятие с драгоценными камнями, найденные на галеоне «Герона». Участвовал в работе команд на торговых кораблях «Гвадалупе» и «Голоса» и с Мэлом Фишером на «Аточе».

Но, кроме того, нырял к призрачным кораблям затонувшего флота у острова Мартиника, напротив Монте-Пеладо, был на затонувшей «Йонгале» в Змеином море и на «Андреа Дориа» в Атлантике. Видел «Ройал Оук» кверху килем на дне Скейп-Флоу и винт корсара «Эмдем» у Кокосового атолла. И на глубине двадцать метров в призрачном золотисто-голубом освещении — полураспавшийся скелет немецкого летчика в кабине «Фокке-Вульфа», покоящегося на дне неподалеку от Ниццы.

— Ведь не скажешь, что у меня нет профессиональной биографии.

Он замолчал, жестом подозвал официанта и заказал себе еще виски, а Кою — тоника, хотя он и к первому стакану не притронулся. Этот уже согрелся, сказал Палермо. Искать на дне — это его образ жизни и его страсть, продолжил он с вызывающим видом, словно говоря, попробуй, мол, докажи обратное. Но не все затонувшие корабли, добавил он, представляют интерес; уже в древности греческие ныряльщики много чего разыскали. И потому интереснее всего те кораблекрушения, после которых не осталось выживших: эти корабли остаются нетронутыми, поскольку нет точной информации о том, где они затонули. А теперь Палермо вышел на новый след. Отличный, нетронутый след в старинной книге. Это еще одна тайна, это — вызов и возможность найти ответ.

— И тогда, — он поднял свой стакан так, словно хотел бросить его кому-то в лицо, — я совершил ошибку. — Понимаете? Я связался с этой лисой.

Второй нетронутый стакан с тоником согрелся, как и первый. Пары «Терри» еще несколько рассеялись, в голове у Коя прояснилось, и он уже был в курсе изнанки этой истории. Или по крайней мере той версии, которую ему преподнес Нино Палермо, гражданин Великобритании, проживающий в Гибралтаре, владелец фирмы «Deadman's Chest», занимающейся подводными работами и спасением на море.

Полгода назад Палермо в поисках информации отправился в мадридский Морской музей, что и прежде делал не раз. Он хотел убедиться в том, что некая бригантина, которая вышла из Гаваны и не достигла пункта назначения, действительно потерпела крушение возле испанских берегов. На судне, видимо, не было ценного груза, однако кое-что не могло не заинтересовать: например, название «Деи Глория» встречалось в письмах, конфискованных во время изгнания ордена иезуитов при Карле III, о чем, как узнал Палермо, упомянул библиотекарь обсерватории Сан-Фернандо в своей книге о кораблях и мореходстве иезуитов. А он сам сопоставил цитату из этой книги: «но Господь в своей справедливости не попустил, чтобы „Деи Глория“ достигла пункта назначения с теми людьми и той тайной, что были на ее борту», — с описью документов севильского Архива Индий, архива в Висо-дель-Маркес и мадридского Морского музея… Сошлось. Удача. В каталоге Морского музея значился рапорт из Картахены, датированный февралем 1767 года, «о гибели бригантины „Деи Глории“ в бою с корсарской шебекой, предположительно называвшейся „Черги“». Это привело Палермо в Морской музей, к Танжер Сото, которая — будь проклят тот час и ее должность — заведовала этим отделом. После первого прикидочного разговора они пошли обедать в арабский ресторан «Аль-Муния» на улице Реколетос. Там за кускусом из барашка с овощами он кое-что весьма убедительно ей рассказал. Конечно, не открывая всего. Он старый воробей, понимает, что к чему. Он только едва коснулся, как бы между прочим, вопроса о «Деи Глории».

И — будь проклята эта образованная, компетентная, любезная ведьма — она обещала ему помочь. Так и сказала: я вам помогу. Сделаю вам копию этого документа, если он еще в нашем хранении, и все такое прочее. Я вам позвоню, сказала эта чертовка. И — ни звука, бог ты мой. Ни звука. Прошло уже несколько месяцев, и она не только не позвонила, но и пустила в ход все свое влияние в министерстве Военно-морского флота, чтобы лишить его доступа к архивам музея, даже к тем документам, которые касаются пребывания бригантины в Гаване, — он в конце концов нашел их в описи морского архива Висо-дель-Маркес, но не смог с ними работать, потому что, сказали ему там, с этими документами работают в министерстве обороны. Палермо, разумеется, руки не сложил. Он знал входы-выходы, и денег у него было достаточно. Он вел свое параллельное расследование, и теперь ему достоверно стало известно, что бригантина затонула неподалеку от Картахены и на ее борту был груз чрезвычайной важности — или пассажиры, или какие-то предметы. И преследование «Черги» — «Шерги» по-английски — британской корсарской шебеки с алжирской припиской, которая затонула в то же время и в тех же водах, — не было, возможно, случайным. Палермо много раз пытался переговорить с Танжер Сото и потребовать объяснений, но не тут-то было — в ответ он получал только глухое молчание. Она ловко ускользала от преследования, или ей просто везло, как тогда, в Барселоне, когда между ними встал Кой. Палермо — ну и дурак же я был — наконец-то понял, что она не только водит его за нос, но и втихую предпринимает собственные усилия. Это подозрение переросло в уверенность, когда на аукционе он увидел, что она охотится за Уррутией.