Искушение астрологией, или Предсказание как искусство - Дэвид Берлински

Магнус решил свои затруднения с помощью философской стратегии, которая полна идей, но лишена ясности. В каждого ангела, утверждал он, заложена возможность узнать все истины о мире природы. Однако они не всегда проявляют эту способность. Если один ангел хочет передать мысль другому, который далеко от него, он отправляет ее в свое собственное ангельское сознание, после чего она немедленно становится доступной ангельскому сознанию второго ангела. В квантовой механике этот процесс называется запутанностью квантовых состояний, и в теоретической физике он не более понятен, чем в богословии.

Теперь отпустим ангелов восвояси. Они свою работу выполнили. Альберт позволил коготку действия на расстоянии увязнуть, отчего пропала вся птичка. Что еще оставалось бедной птичке, как не последовать за своим коготком?

Сделала она это и шестьсот лет спустя, когда Исаак Ньютон опубликовал «Принципы математики».

Орден предоставлял своим выдающимся рыцарям все необходимое для жизни, и потому они могли позволить себе заниматься астрологией как некой теоретической проблемой. Практикующие астрологи, не располагавшие ни временем на метафизику, ни склонностью к ней, вынуждены были сами зарабатывать на хлеб насущный. Жизнь Михаэля Скота (Михаила Шотландца), знаменитого астролога, колдуна и переводчика, в каком-то смысле типична, а в каком-то может служить примером [105]. Он родился в Шотландии в 1196 году. О детстве и юности Скота почти ничего не известно, кроме того, что он был непоседлив и уехал из Шотландии в начале XIII века. Перебравшись через Ла-Манш, Скот отправился в Париж пешком — учиться. И без сомнения, там его ожидал сюрприз.

Европейские университеты того времени несколько напоминали митинги XX века. Студенты собирались под открытым небом, чтобы послушать, как лекторы выкрикивают свои тезисы, стоя на перевернутых бочках. Самые популярные профессора выступали за деньги. Прочие исчезали через пару-тройку ужасных семестров, возвращаясь в свои деревни или находя убежища в маленьких монастырских обителях. В начале XII века большим успехом у студентов пользовался Абеляр. После его лекций по логике они устремлялись в злачные заведения, стучали пивными кружками по столам и энергично распевали любовные песенки. Летописец Жак де Витри кратко и точно описывает тогдашнюю студенческую жизнь: «Почти все студенты в Париже, иноземные и свои, абсолютно ничем не занимались» [106]. Да, они проводили время в «прениях и спорах» — но это, разумеется, тогда, когда не были заняты блудом и выпивкой.

Однако в подробностях рассказ де Витри не так категоричен:

Обменявшись такими оскорблениями, прибавляет де Витри с некоторым приуменьшением, «студенты нередко вступали в драку». Преподавательский состав немногим уступал им. «О логиках я говорить не буду», — замечает де Витри, прежде чем начать говорить именно об этих представителях университетской профессуры, «пред чьими глазами мелькают беспрестанно „казни египетские“ — то есть все замысловатые тонкости, дабы никто не мог понять их красноречивых рассуждений, в которых, как говорит Исайя, мудрости нет. Что же касаемо докторов богословия, восседавших на троне Моисеевом, их поглотило учение, но милосердию в их душах места не оказалось… они не только ненавидели друг друга, но лестью переманивали студентов, каждый ища славы для себя».

Папа Гонорий III так отзывался о Михаэле Скоте: «Горящий мальчишеством с любовью к науке» [107]. Вполне возможно, что студенческие годы, если Скот провел их в Париже, добавили ему пылкости. Но если принять во внимание рассказ де Витри, вероятность этого невелика. Не имея средств и источника материальной поддержки, Скот зарабатывал на более-менее сносную жизнь, играя на лире. «Никакой другой инструмент, нежели лира, не может быть более полезен в жизни бедному ученому, и это знает каждый, кто играет на ней, переходя от дома к дому», — признается он [108].

Судьба Скота решилась в 1217 году. Он оказался в Толедо, на перекрестке арабской, христианской и иудейской культур, в палимом солнцем, благоухающем специями городе, в котором жили купцы, еврейские мыслители, колдуны, философы, шарлатаны-имамы, торговцы шелком, прелаты, священники, церковные властители, влюбленные поэты, пишущие на иврите и арабском, флибустьеры, книжники, астрологи, некроманты и переводчики со всего Средиземноморья.

Скот овладел арабским, в дополнение к средневековой латыни, которую уже знал. Он стал переводчиком, чем-то вроде привратника, который контролировал поток арабских текстов и комментариев, наводнивших Европу. И хотя в схоластической литературе об этом не сказано, Скот наверняка читал астрологические труды Абу-Машара, хотя бы потому, что живо интересовался астрологией, а репутация Абу-Машара в ту пору достигла апогея.

Лет пять спустя Михаэль Скот уже на Сицилии, при дворе императора Фридриха II. Официально Скот служил придворным астрологом, но, видимо, он был и находчивым собеседником. Так что два этих одиноких человека, король и его астролог, развлекали друг друга, проводя пустяковые научные эксперименты днем, а долгими вечерам и допоздна беседуя о серьезных материях.

Именно во время службы при дворе императора Скот сочинил Liber Introductorius, введение в искусство астрологии, книгу для тех, кто, по словам самого автора, «не отягощен интеллектом». Работа Скота никоим образом не представляла собой полный обзор средневековых астрологических практик. Написать такой труд в принципе невозможно. Нет, то был его глубоко личный взгляд на астрологию. В интерпретации Скота астрология — это предмет, состоящий из трех частей: строго теоретической (сама астрология), ее Скот согласен взять целиком у Птолемея; астрологические трактовки Птолемеевой астрономии (вопросы, относящиеся к зодиаку, знакам и домам); и, наконец, согласованность между расположением и порядком звезд и тем, что касается человеческих судеб.

Если идея согласованности высекает искру интереса у современников, то подробности, излагаемые Скотом, порождают лишь скептицизм, без всякого понимания. В тех местах, где хотелось бы знать, каким образом Скот пришел к таким выводам, он зачастую молчит. А когда говорит, то обычно выражает свою мысль в общих невнятных терминах [109–112].

Вот есть Луна. Если она оказывается в огненном или воздушном знаке зодиака, убежден Скот, «ученым лучше дается постижение, доктора учат ближе к истине, а художники творят вдохновеннее». Почему это именно так, Скот не уточняет. И не показывает, что это в самом деле так. Овен — знак барана, а у барана есть шерсть и рога. Из чего следует, заключает Скот, что рожденные под знаком Овна будут богаты и горды. «Кроме того, — добавляет он, — Овен обычно предвещает смерть от железа или потери крови», — очевидно, по той простой причине, что баран в конце концов попадает в руки мясника. Тут только не вполне ясно, почему Скот не утверждает, что у рожденных под знаком Овна может быть четыре ноги.