Тихая сатана. Кража. Сенсаций не будет - Владимир Фёдорович Чванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настенные часы мягко пробили семь.
– Кто там? – раздался за занавеской мужской голос.
– Милиция… Оденьтесь, поговорим в коридоре, – хмуро сказал Муратов. – Вопрос небольшой есть.
Втроем они вышли из комнаты. Старушка в шлепанцах шмыгнула на кухню. Оттуда сразу же послышались звуки передвигаемой посуды. Похоже, до этого она стояла у двери.
Даже не глядя на паспорт, Казаков понял, что перед ними не Пушкарев.
– Судя по штампу, вы, гражданин Тарголадзе, совсем недавно из загса, а уже свой адрес успели спутать… Чему улыбаетесь?
– Не будьте придирчивы. Супружеская верность – такая же редкость, как и сиамские близнецы, – нахально протянул Гурам. И уже серьезно: – Я в женатых только значусь. Штамп в паспорте менять надо. Уже год не живу с женой.
– Наверное, это лучше для нее, – сказал Муратов. – Пойдем, Казаков, здесь все ясно.
ГЛАВА 10
Виктора задержали в аэропорту Шереметьево за полтора часа до отлета в Тбилиси. В протоколе указали, что у него изъято: «женское пальто, новое, демисезонное, темно–синего цвета, на бежевой из искусственного меха подкладке, с товарным ярлыком. Цена сто шестьдесят два рубля». На «газике» Виктора привезли в отделение. Было около девяти. По коридору ходили люди в штатском и форме. Они смотрели на него не сердито, а некоторые совсем не смотрели – проходили мимо.
Виктор тяжело привалился к боковушке деревянного дивана и сидел неподвижно, уставившись глазами в свежевыкрашенный коричневый пол. Он удивлялся, что его долго не вызывают. Почему–то казалось, что допрашивать должны сразу, чтобы быстро добиться правды. Сердце колотилось так, словно долго–долго бежал. Только сейчас, в этом тихом, светлом коридоре, понял все, что случилось. Он больше всего боялся не того, что его задержали и начнут скоро допрашивать, а того, что будет впереди. Но неожиданная мысль овладела им полностью. Она принесла еще большие страдания.
«Выходит, я и сейчас о себе, не о матери, думаю. Зачем я взял чужие деньги? Чтобы на них купить ей пальто? спросил сам себя. – А она, понятия не имея о моем нечестном поступке, будет носить его и по–прежнему гордиться, что вырастила заботливого сына… Хорошо, что задержали, что милиция избавила ее от такого позора. Но ведь ей скажут, а узнав, выдержит ли? Гипертония. Плохое сердце…» До жути захолонуло в груди. Виктор гнал от себя эту страшную мысль.
И вдруг все показалось ему нереальным. Будто бы это стряслось не с ним, а с кем–то другим, совершенно не известным человеком. Он внезапно увидел себя как бы со стороны. Такое чувство охватывало его в кинозале, когда на экране развертывались события, не имевшие непосредственного к нему отношения и в то же время волновавшие его. Волновавшие потому, что на экране был такой же человек, как он, – его ровесник, переживавший трудные минуты сомнений, колебаний, страха.
«Я это или не я, – думал Виктор. Ему даже захотелось себя больно ущипнуть, чтобы оказаться вновь в привычной обстановке. – Это я, – с горечью сказал он. – И все это происходит именно со мной. Сейчас меня будут обвинять в самом подлом поступке – в нечестности».
«Это не ты», – вдруг заговорил в нем какой–то незнакомый голос того, кто, видно, никогда бы не подумал, что он способен украсть, обмануть, солгать. Виктор привык ощущать себя порядочным человеком, который может прямо смотреть людям в глаза. Сможет ли он теперь открыто смотреть в глаза следователю, который, наверное, скоро вызовет в пугающий его кабинет?
И тут другой голос вдруг напомнил ему один случай, который он, казалось, навсегда забыл. Случай пустяковый и, в сущности, ничтожный. Может быть, он никогда бы о нем и не вспомнил. А вот сейчас все ожило в памяти.
Он входит в книгохранилище библиотеки, где временно работал его давний товарищ, помогавший ему готовиться к экзаменам. Нужна была какая–то старая книга – учебник, выпущенный несколько лет назад. Они вдвоем рылись в груде книжного развала, потому что все там было в беспорядке, и книгохранилище хотели перевести в другое место.
Товарища кто–то позвал. Виктор остался один. Он распрямил затекшую спину и увидел перед собой на книжной полке книгу Александра Дюма. Роман «Сорок пять». Дальнейшее как бы происходило помимо его воли. Он взял портфель, лежавший на подоконнике, быстро расстегнул замок, шагнул к полке и сунул в него желанную книгу. Через полчаса, когда шел по улице, почувствовал на минуту горький стыд, но тут же успокоил себя. Рассудил, что книга все равно бы пропала в этом хаосе, что ничего поэтому противозаконного не совершил.
«Сорок пять» он читал с наслаждением и с чистой совестью. А потом у него самого кто–то «зачитал» этот лохматый томик, и он не почувствовал досады.
«Это было с тобой, – сказал ему вдруг второй голос. – Ты напрасно забыл этот случай. Ты тогда украл».
А первый голос тут же стал опровергать: «Что за вздор? Какое отношение этот давний и мелкий случай имеет к сегодняшнему событию?»
Неожиданно для самого себя Виктор стал отчетливо вспоминать все случаи, когда говорил неправду, обманывал, хитрил. Это хранилось в его памяти словно в каком–то наглухо запертом, забытом ящике. И этот ящик теперь раскрылся. Все забытое и полузабытое, давнее и совсем недавнее начало оживать в сознании.
«Может быть, я напрасно сомневаюсь в своей честности, искренности, правдивости? – подумал он. – Ведь если я лгал, то очень редко и только по крайней необходимости, никто от этого не пострадал. Ведь если я хитрил, то во имя хороших целей. Если я обманывал, то это было нечаянно».
И тут перед ним как бы вспыхнул экран, и он увидел себя в самом его центре. «Как странно, – подумал он. – Ведь раньше я никогда не видел себя со стороны. Но ведь другие–то видели». Сейчас он совершенно ясно вспомнил, как в восьмом классе одна девчонка, чересчур прямолинейная и жесткая в своих суждениях, кинула ему в лицо: «Ты лжец и лицемер».
Это случилось на перемене. Класс рассмеялся над ее горячностью и не одобрил ее резкости. Случай действительно, в сущности, как с книгой, пустяковый. Преподавал им учитель географии, старенький и не то чтобы старенький, а постоянно горбящийся оттого, что сидел вечерами за большими картами. Расстелить вечером на коврике старую географическую карту и совершать, не отрываясь от нее, замечательные путешествия, было его слабостью, которую он не скрывал. Виктор для забавы перед уроком географии нарисовал однажды на доске горбатенького человечка, который склонился над очертаниями Северной и Южной Америки и внизу подписал: «Я тоже Колумб».
Учитель, войдя в класс, долго стоял перед