Цитадель - Арчибальд Кронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, Кристин была здесь! Она стояла на коленях над сваленными в углу книгами, расставляя их на самой нижней полке. Кончив, стала подбирать бечевки и бумагу, валявшиеся на полу. Ее саквояж, жакетка и шляпа лежали на кресле. Видно было, что она недавно приехала.
- Кристин!
Она быстро обернулась, все еще стоя на коленях, и при этом прядь волос свесилась ей на лоб. Затем она вскочила на ноги с легким криком удивления и радости.
- Эндрью! Как мило, что вы пришли!
Подойдя к нему с просиявшим лицом, она протянула ему руку. Но он взял обе ее руки в свои и держал их крепко. Он смотрел на нее во все глаза. Она больше всего нравилась ему именно в этой юбке и блузке. Она казалась в них тоньше, стройнее, они подчеркивали нежную прелесть ее юности. Сердце его снова бурно забилось.
- Крис! Мне надо вам сказать кое-что.
В глазах Кристин засветилось беспокойство. Она всмотрелась с настоящим испугом в его бледное, грязное с дороги лицо. Сказала быстро:
- Что случилось? Опять неприятности с миссис Пейдж? Вы уезжаете?
Он покачал головой, крепче стиснул ее маленькие руки. И вдруг неожиданно выпалил:
- Кристин! Я получил место, чудеснейшее место! В Эберло. Я сегодня ездил туда на заседание комитета. Пять сотен в год и дом. Дом, Кристин! О, дорогая... Кристин!.. Вы... Вы выйдете за меня замуж?
Она сильно побледнела. Глаза ее ярко блестели на бледном лице. Ей как будто перехватило горло. Наконец она сказала тихо:
- А я думала... я думала, что вы пришли с худыми вестями.
- Нет, нет! Новости самые чудесные, дорогая. Ох, если бы вы видели этот город! Весь открытый, чистенький, с зелеными лугами, и приличными магазинами, и дорогами, и парком, и - подумайте, Кристин! - с настоящей больницей! Если только вы выйдете за меня, родная, мы можем сразу уехать туда.
Губы у Кристин дрожали, но глаза смеялись, смеялись, и в них был какой-то новый, странный свет.
- Так это ради Эберло - или ради меня самой?..
- Ради вас, Крис. Вы знаете, что я люблю вас, но... но, может быть, вы не любите меня?
Она издала горлом какой-то тихий звук, подошла к Эндрью так близко, что голова ее очутилась у него на груди. И в то время как его руки обвились вокруг нее, она сказала прерывающимся голосом:
- Милый... милый мой... Я люблю тебя с тех пор... - она улыбнулась сквозь счастливые слезы, - с тех самых пор, как увидела тебя в этом дурацком классе.
Дряхлый грузовик Гвильяма Джона Лоссина с шумом и грохотом поднимался по горной дороге. Сзади старый брезент, покрывая разбитый откидной задок, ржавую бляху с номером и керосиновый фонарь, который никогда не зажигали, волочился по пыли, оставляя на ней ровный узор. Расхлябанные боковые крылья хлопали и стучали в такт древнему мотору. А на переднем сиденьи весело жались рядом с Гвильямом Джоном доктор Мэнсон и его жена.
Они поженились только сегодня утром, и это было их свадебное путешествие. Под брезентом была уложена кое-какая мебель, принадлежавшая Кристин, кухонный стол, купленный из вторых рук в Блэнелли за двадцать шиллингов, несколько новых кастрюль и сковородок и чемоданы новобрачных. Так как они были люди не гордые, то решили, что все это грандиозное количество земных благ и их самих доставит в Эберло дешевле и удобнее всего фургон Гвильяма Джона.
День был ясный, дул свежий ветер, полируя до блеска голубое небо. Эндрью и Кристин хохотали, шутили с Гвильямом Джоном, который время от времени, чтобы доставить им удовольствие, исполнял на рожке своего автомобиля "Largo" Генделя. Сделали остановку около уединенной харчевни, стоявшей высоко на горе над ущельем Рутин-пасс, чтобы дать возможность Гвильяму Джону выпить в их честь римиейского пива. Гвильям Джон, рассеянный косоглазый маленький человек, чокнулся с ними несколько раз, а после пива угостил уже сам себя рюмочкой джина. После этого их спуск по Рутину - узкой, как головная шпилька, тропе, проходившей по самому краю пропасти глубиной в пятьсот футов, - происходил с поистине дьявольской быстротой.
Наконец они одолели последний подъем и помчались вниз, в Эберло. Это был момент настоящего экстаза. Город лежал перед ними, как на ладони, со своими длинными, волнистыми рядами крыш, разбежавшимися вверх и вниз по долине, лавками, церквами и учреждениями, сосредоточенными в верхнем конце, и рудниками и заводами внизу.
Трубы дымили, приземистый холодильник изрыгал клубы пара, и все, все сверкало, осыпанное блестками яркого полуденного солнца.
- Смотри, Крис, смотри! - шептал Эндрью, крепко сжимая ее плечо. Он увлекался ролью чичероне. - Красивое место, правда? А вон там площадь. Мы объезжаем ее сзади. Видишь, здесь уже нет керосиновых фонарей. Вот газовый завод! Надо будет спросить, где находится наш дом.
Они остановили проходившего мимо шахтера, и он указал им дорогу к "Вейл Вью", объяснив, что дом находится на этой самой улице, но на самом краю города. Через минуту они были уже там.
- Вот и дом! - промолвила Кристин. - Он... Он очень мил, не правда ли?
- Да, дорогая... хороший дом.
- Клянусь Богом, - заметил Гвильям Джон, сдвинув шапку на затылок, - престранный домишко!
"Вейл Вью", действительно, представлял собой оригинальное сооружение, на первый взгляд нечто среднее между швейцарским шалэ и охотничьим домиком, какие встречаются на севере Шотландии, грубо оштукатуренное, со множеством коньков на крыше. Оно было окружено полуакром запущенного сада, заросшего сорными травами и крапивой, среди которых тек ручей, пробиваясь между грудами самых разнообразных пустых консервных жестянок. Через ручей посредине был переброшен полусгнивший деревянный мостик. Сами того не зная, Эндрью и Кристин впервые знакомились здесь с разнообразием прерогатив и деятельности комитета, который в год подъема промышленности - 1919, - когда в его распоряжение поступали большие отчисления, объявил, расщедрившись, что построит дом, великолепный дом, который сделает ему честь, нечто стильное, настоящий образец красоты. Каждый из членов комитета имел свое собственное убежденное мнение насчет того, что является образцом красоты. А членов было тридцать человек. И результатом их соединенных усилий явилось "Вейл Вью".
Впрочем, каково бы ни было впечатление, произведенное внешним видом дома на Эндрью и Кристин, они быстро утешились, очутившись внутри. Внутри дома все было в исправности и порядке, обои чистые, пол крепкий. Количество апартаментов ошеломило новых жильцов. Оба тотчас подумали, не говоря об этом вслух, что скудной мебели Кристин едва ли хватит, чтобы обставить две такие комнаты.
- Ну-ка, сосчитаем, милый, - сказала Кристин, когда они остановились в передней после того, как, не переводя дыхания, обежали весь дом, и принялись загибать пальцы: - Внизу-столовая, гостиная, библиотека или "утренняя комната" - называй ее, как хочешь - и пять спален наверху.