Цитадель - Арчибальд Кронин

- Миссис Пейдж, - сказал он с усилием, - вы бросили мне обвинение. Если вы в течение двух минут не возьмете его обратно и не извинитесь, я подам на вас в суд за клевету, порочащую мое имя, - На суде будет выяснен источник ваших сведений. И, без сомнения, правлению банка будет интересно узнать, что мистер Рис разглашает служебные тайны.

- Я... я только исполнил свой долг, - пробормотал, заикаясь, директор банка, и лицо его приняло еще более землистый оттенок.

- Итак, я жду, миссис Пейдж. - Слова вырывались стремительно, он точно захлебывался ими. - И если вы не поторопитесь, я задам вашему приятелю такую жуткую трепку, какой ему еще в жизни никто не задавал.

Блодуэн видела, что хватила через край, сказала больше, гораздо больше, чем хотела. Угроза Эндрью, его зловещая мина испугали ее. Не трудно было уловить быстрый ход ее размышлений: штраф, большой штраф! О, Господи, с нее могут взыскать огромные деньги! Она точно задохнулась, проглотила слюну, пробормотала запинаясь:

- Я... я беру слова свои обратно. Я прошу извинения...

Было почти забавно видеть эту строптивую и наглую толстуху так быстро и неожиданно укрощенной. Но Эндрью почему-то вовсе не было смешно. Он вдруг в приливе горечи почувствовал, что терпению его наступил конец, что он больше не в силах выносить придирки этой надоедливой особы. Он быстро и глубоко перевел дух. Забыл все, кроме своего отвращения к ней. В том, что наконец-то можно дать себе волю, была какая-то дикая, жестокая радость.

- Миссис Пейдж, мне нужно сказать вам два слова. Во-первых, мне достоверно известно, что та работа, которую я здесь выполняю за вашего мужа, дает вам полторы тысячи фунтов в год. Из них вы платите мне жалкие двести пятьдесят да к тому же делаете все, что от вас зависит, чтобы уморить меня голодом. Пожалуй, вам будет небезинтересно узнать, что на прошлой неделе к управляющему рудником приходила депутация от рабочих, и после этого он предложил мне вступить в штат. Но из побуждений морального порядка, которые вам совершенно недоступны, я категорически отказался. А теперь, миссис Пейдж, я вам вот что скажу: вы мне так безмерно надоели, что оставаться здесь я больше не могу. Вы низкая, жадная, продажная тварь. Вы просто патологический тип. Я вам официально заявляю, что через месяц ухожу.

Она смотрела на него, открыв рот, ее круглые, как пуговицы, глазки чуть не выскакивали из орбит. И вдруг она пронзительно закричала:

- Все это враки. Вас и близко не подпустили бы к штату рудника. И не вы уходите, нет. Я вас увольняю, вот что! Не было такого случая, чтобы помощник мне заявил об уходе. Так разговаривать со мной! Какая наглость! Это я первая вам заявила об увольнении. Вы выгнаны, да, выгнаны вон...

Крик был громкий, противно-истерический. Но когда он достиг самой высокой ноты, он вдруг оборвался: наверху медленно распахнулась дверь из комнаты Эдварда, и через мгновение показался он сам - нелепая худая фигура с торчавшими из-под ночной сорочки костлявыми голенями. Так неожиданно было это появление, что миссис Пейдж замолкла на полуслове. Она смотрела снизу, из передней, на мужа, также как и Эндрью и Рис. А больной, волоча за собой парализованную ногу, медленно, с трудом, подошел к верхней ступени лестницы.

- Неужели нельзя ни на минутку дать мне покой? - Голос его, несмотря на волнение, звучал сурово. - Из-за чего вы тут шумите?

Блодуэн опять разразилась потоком слов, слезливой обличительной речью против Мэнсона. И в заключение объявила:

- Вот поэтому... поэтому я его предупреждаю об увольнении.

Мэнсон, не возражая, слушал эту новую версию происшедшего.

- Значит, он от нас уходит? - спросил Эдвард, дрожа всем телом от волнения и от усилий держаться на ногах.

- Да, Эдвард. - Блодуэн засопела носом. - Ведь ты скоро сам начнешь работать.

Наступило молчание. Эдвард хотел было что-то сказать, но передумал. С немым извинением остановил он глаза на Эндрью, потом перевел их на Риса, от него торопливо на Блодуэн и, наконец, со скорбным выражением уставился куда-то в пространство. Безнадежная, полная достоинства печаль читалась в его застывшем лице.

- Нет, - промолвил он наконец. - Никогда уж я больше не буду работать. Вы все это знаете.

Ничего больше не сказав, он медленно повернулся и, держась за стену, добрел до своей спальни. Дверь беззвучно закрылась за ним.

Вспоминая ту бескорыстную радость, тот подъем духа, которые он испытал после спасения жены и ребенка Моргана и которые теперь Блодуэн Пейдж загрязнила несколькими гнусными словами, Эндрью сердито спрашивал себя, предпринять ли ему дальнейшие шаги, не написать ли Джо Моргану, не потребовать ли от Блодуэн чего-нибудь большего, чем простое извинение. Но он сразу отказался от этой мысли, достойной Блодуэн, но не его. Он кончил тем, что выбрал самое бесполезное благотворительное учреждение во всей округе и в припадке горечи отослал секретарю этого учреждения свои пять гиней, прося его квитанцию переслать Эньюрину Рису. После этого настроение его улучшилось. Он жалел только, что не увидит лица Риса, когда тот получит квитанцию.

Так как работа его в Блэнелли должна была прекратиться к концу месяца, он сразу же начал искать нового места, перелистывая последние страницы "Ланцета", предлагая свои услуги всюду, где были подходящие условия. Он нашел множество объявлений в столбце "Требуются помощники врача". Посылал туда заявления, копии своих документов, отзывов и даже, как это часто требовалось в объявлениях, свою фотографическую карточку. Но прошла первая неделя, за ней вторая, а он не получил ни единого предложения. Он был разочарован и поражен. Тогда Денни объяснил ему, в чем дело, одной спокойной фразой: "Вы работали в Блэнелли".

Тут Эндрью с огорчением сообразил, что всему виной его работа в этом отдаленном уэльском городке. Никто не хотел брать врача "из долин" - у них была дурная слава. Прошло две недели, и Эндрью начал серьезно беспокоиться. Что же ему делать? Он все еще должен был больше пятидесяти фунтов "Гленовскому фонду". Ему, конечно, отсрочат уплату. Но независимо от этого, если он не найдет другого места, чем он будет жить? У него имелось наличных денег всего два-три фунта, не больше, и ни приличного платья, ни какого-либо имущества: за все время работы в Блэнелли он даже не купил себе нового костюма, а тот, в котором он приехал, уже и тогда был достаточно потрепан. Бывали минуты настоящего ужаса, когда он уже видел себя впавшим в полную нищету.

Измученный заботами и неизвестностью, он тосковал по Кристин. Писать ей не стоило; он не умел выражать свои чувства на бумаге, рее, что он написал бы, несомненно произвело бы на нее невыгодное впечатление. А в Блэнелли она должна была вернуться только в первых числах сентября. Эндрью беспокойно и жадно поглядывал на календарь, считая дни, оставшиеся до ее приезда,. Их было все еще двенадцать. И с растущим унынием он жаждал, чтобы они поскорее прошли, что бы ни ждало его впереди.

Вечером тридцатого августа, через три недели после его заявления об уходе, когда он в силу горькой необходимости уже подумывал о том, чтобы поискать места фармацевта, он в унынии шел по Чэпел-стрит и встретил Денни. В последнее время отношения между ними были несколько натянутые, и Эндрью удивился, когда Денни остановил его.