Стремнина - Галина Шкавронская

Дома они спали на раздвижной тахте, купив которую, были на седьмом небе от счастья, так как за мебелью в те времена люди стояли в очередях, записываясь в них задолго до покупки. Как они с Жекой радовались впервые приобретённой кастрюльке! Он танцевал вокруг стола, где красовалась новая посудина, лезгинку с ножом в зубах и смешно таращил глаза. Она подыгрывала ему, приплясывая на месте и покачивая бёдрами, вертела руками по-грузински то в одну сторону, то в другую. Этот «ритуальный» танец закончился на… дефицитной тахте Женька жарко шептал ей в ухо:

— Красавица! Какая красавица эта твоя… кастрюля!

Но, вообще-то, Маринка не понимала, откуда в ней, выросшей в скромной обстановке, не избалованной излишествами, приученной довольствоваться малым, возникали иногда мечты и фантазии под стать аристократам. Возможно, это было следствием прочитанных романов. Ну, в самом деле, не могло же это быть памятью подсознания? О своих польских дворянских корнях Маринка пару раз слышала от матери. Но такие «корни» во времена, когда гегемоном общества был рабочий класс, считались гнилыми и презренными, даже упоминать о них было делом опасным. Да она и не придавала значения всей этой чепухе. Однако Марину тянуло к старинным кокетливым шляпкам богатых дамочек, которые ей были бы очень к лицу. Ажурные зонтики и обнажённые покатые плечи представительниц княжеских родов восхищали её, она сожалела, что не родилась в то время. Надо сказать, что плечи юной Марины были тоже белоснежно-мраморными и покатыми, как у пушкинской Натали, и поэтому она не удивлялась множеству комплиментов в свой адрес. Но всякий раз, чтобы не поддаться этим чарам восхищения и не впасть в нарциссизм, она говорила себе: «Лично моя какая заслуга в том, что я симпатичная? Ну, от силы, хорошенькая. Что с того?.. Красота человека в его душе!». И всё же, и всё же… представления о совсем иной, прекрасной, жизни часто крутились в её юной головке. Когда Марина делилась порой своими мечтами с матерью, та отвечала с усмешкой: «Бодливой корове, дочка, бог рог не дал!» — и Марина воспринимала это как должное, считая свои «аристократические» замашки дурью.

…Номер в отеле, в который их провела горничная, к разочарованию Марины, оказался обыкновенным, весьма невыразительным, с двумя полуторными кроватями, расставленными по бокам узкой, длинной комнаты.

— Женька, а твоя жена — «бодливая коровушка…», — вздохнув, рассмеялась Марина. И моментально, не очень-то и расстроившись, переключилась мыслями на то, что они, наконец, у моря! А впереди их ожидало путешествие по основным городам Болгарии, которая была абсолютной копией любой из пятнадцати республик Союза, практически шестнадцатой республикой. Но это путешествие, пропитанное каким-то необъяснимым уютом болгарских городков с утопающими в цветах домиками на сваях, доброжелательные улыбки местных жителей, многие из которых знали русский язык, запомнилось Марине и Жене на всю жизнь. На всю жизнь запомнят они памятник на высокой горе простому парню Алёше, о котором сложена песня. «Стоит над горою Алёша — Болгарии русский солдат…»

Нельзя сказать, что подобные поездки Жене с Мариной выпадали часто. Но даже, если они в отпускное время оставались в своём городе, то предпочитали активный отдых, например, ходили в горы за грибами. Поднимаясь к альпийским лугам, собирали там, под елями, грузди. Ездили купаться на Капчагай, рукотворное водохранилище в семидесяти километрах от Алма-Аты. Бывало, отдыхали на озере Иссык-Куль в Киргизии. Любили бывать с детьми в парке… Автомобиля у них никогда не было. Почему-то его не хотел иметь Евгений Иванович. «Не стОит эта груда железа таких жертв, Мариша. Люди, чтобы скопить на машину много лет лишают себя всего самого необходимого, а жизнь так коротка!»

Как бы и где бы они ни проводили отпуск, никогда в их семье не было принято отдыхать друг без друга, а впоследствии — и без их детей.

Шли годы. Родилась Яна. Когда ей шёл третий год, у Марины возникла необходимость объединиться со старичками-родителями, здоровье их оставляло желать лучшего. Вот тогда-то они и поселились вместе в большой квартире. Чем старше становились дети, тем скорее теряли силы старики. Они требовали гораздо большего внимания и ухода, чем Костик и Яна. Но Марина изо всех сил старалась никого не обделить своей любовью. Мать Марины уже еле ходила, а отец слёг гораздо раньше.

Но когда приблизился очередной отпуск, Женя заранее купил билеты на поезд для всей семьи, намереваясь в этот раз отправиться в Новосибирск, побывать на реке Томь. Будучи там недавно в командировке, он познакомился с хорошими людьми, которые пригласили его приехать сюда летом с семьёй. Природа, река… Что ж, относительно «дёшево и сердито». Узнав о билетах, Марина спросила маму, сможет ли она как-то выдержать их отсутствие в течение хотя бы недели. Старушка заплакала и предположила, что когда дети вернутся, то их, родителей, возможно, уже не застанут в живых. Ну как с такими мыслями ехать?! Сдали билеты. Стали думать, где провести отпуск, не отлучаясь из дома. Стояла ужасная жара. В квартире, несмотря на сплошные сквозняки, к вечеру всё раскалялось. Хотелось на природу, но без машины далеко не уедешь. И тогда пришла идея — купить дачу, недорогую, вблизи от города, чтобы до неё ходил рейсовый автобус.

Скоро нашёлся подходящий участок на склоне горы, довольно пологий, с прекрасным видом на соседние холмы и пригорки. Живописные картинки дачных домиков с ярко-красными или зелёными крышами, утопающими в кронах цветущих деревьев и в пышной зелени вьющихся трав, запахи шашлыка, плывущие от дымных костров, чистейший воздух, напоённый ароматами горных диких цветов, от которого начинала болеть с непривычки голова, переклички отовсюду доносившихся детских голосов, стук топоров и запах дыма… «Мммм, не надышаться!». Марина даже предположить не могла, какое счастье можно ощутить в такой непосредственной близости с природой.

Я сегодня вся пронизана природой, я в горах сегодня с ней наедине. В дымке тает мой родной любимый город и крылатой птицей стать охота мне. Лето. Жарко. И трещит в траве кузнечик, где-то близко, рядом он со мной живёт. Мы — соседи в этой жизни яркой вечной, он так занят и меня совсем не ждёт. А трава! Такая дивная, густая! Так и манит: «Полежи, побудь со мной!» Что ж, лежу, и надо мною пташек стая так щебечет, обсуждая летний зной. Я дремлю в траве, как пух, зелёной, мягкой, но смотрю — вдруг по руке моей ползёт осторожно и опасливо букашка, видно сразу, что меня не узнаёт. Тут и там повсюду бабочки летают… Всюду свежесть, яркость красок и уют. Я лежу в глубокой неге — просто таю, и в восторге гимн природе я пою! Не пойму, за что дано мне это счастье — красоту такую в жизни замечать? Перед ней мельчают, тают все несчастья, лишь желанье — созерцать, парить, мечтать.

В душе поднималось какое-то, давно забытое, ощущение неторопливой деревенской жизни, слияния с истоками древних предков, тех, что ещё жили в пещерах, ведь весь мир был тогда у их ног — первозданный, неповторимый, сказочно богатый и… опасный, да, опасный. Но сравнить ли тот «опасный мир» с миром современным? Сколько человеческих жизней ежедневно обрываются только под колёсами автомобилей! Что натворил человек за столетия своего существования?