Шах королевы - Вера Колочкова

— Да звонила, звонила, конечно! Она меня с толку и сбила! Целый день тебя по мобильному набирает, а ты не отвечаешь.

— Ну да. Я проспала почти целый день.

— Вот и я ей говорю — чего ты зря панику поднимаешь? А она одно твердит, будто ее материнское сердце что-то там почуяло… Ну, я ее отчитала хорошенько — не каркай, говорю, под руку, а то и впрямь чего накличешь! Она еще та паникерша, как вобьет себе чего в голову…

— Как у нее дела, ба?

— Да все в порядке. Завтра на Домбай поедет, на экскурсию. Я говорю — не особо там разъезжай, времена для экскурсий сейчас опасные, а она смеется, знаешь, так загадочно… Нет, ты можешь такое себе представить, чтобы твоя мать — и загадочно смеялась, а? В общем, я поняла, что у нее там хахаль завелся. Наверное, в этот момент рядом был. И слава богу, лишь бы на пользу пошло.

— Ну да.

Видимо, слишком уж равнодушно по отношению к материнскому «хахалю» прозвучал Наташин голос — почувствовалось, как обиженно замолчала на том конце провода бабушка. Причем совершенно справедливо замолчала. Потому что на самом деле информация про вдруг появившегося где-то там курортного маминого «хахаля» — она вообще из ряда вон! Потому что с годами неподъемная ответственность «главного бухгалтерства» трансформировала мягкую и, в общем, достаточно симпатичную женщину в довольно сухой и практически идеальный образчик «синего чулка» и в подозрительного администратора — даже и без намека на какое бы то ни было кокетство.

Так что вполне справедливо бабушка на Наташу обижается. Могла бы и поддержать тему. Слава богу, бабушка долго сердиться не умеет…

— Ладно, Натка, чую, не до наших новостей тебе. И не до разговоров. Ты с Сашей, что ли, поссорилась?

— Нет… Нет, ба. Все в порядке, не волнуйся.

— Не хочешь говорить?

— Да нечего мне тебе говорить… Сказала же — все в порядке.

— Ну ладно. И хорошо, что в порядке. Тогда пока…

— Пока, ба. Целую. И Тонечку поцелуй. Созвонимся…

Нажав на кнопку отбоя, она зачем-то положила трубку на прежнее место, рядом с Сашиной подушкой. Сцепив пальцы в замок, долго смотрела на нее, словно умоляла разразиться еще одним звонком. Зачем, от кого? Она и сама не знала. Просто очень хотелось, чтобы хоть что-нибудь происходило, чтобы закончилось тягучее ожидание. Осторожно подняв глаза к настенным часам, отметила про себя, что уже час прошел…

Подскочив с кровати, она почти бегом бросилась в прихожую, дернула молнию на сумке, выудила дрожащими пальцами мобильник и, с трудом попадая в нужные кнопки, кликнула Сашин номер. Конечно же! Конечно же, этого и следовало ожидать: «Абонент отключил телефон или находится вне зоны обслуживания». Вне зоны. Вне ее зоны абонент находится. Уже. Этого следовало ожидать, но все в ней протестовало против этого. Черт бы его побрал! Нет, что такое происходит, в конце концов?!

Следующие два часа тянулись для нее вечностью. Тихо вплыли в дом, будто предлагая себя, нежные июньские сумерки и долго угасали, растворяя в теплом тумане привычные глазу предметы. Поджав под себя ноги, Наташа сидела в кресле, сжимала в холодной ладони мобильник и через каждые пять минут кликала заветный номер. В голове, кроме фразы про абонента, который отключил телефон, уже ничего не оставалось. В какой-то момент ей подумалось отстраненно о том, что, между прочим, хорошее начало для стихотворения: «Абонент отключил телефон…»

Нет, в самом деле, объяснит ей кто-нибудь, что в этой проклятой псевдореальности происходит?!

Когда в темной и до предела напряженной тишине раздался острожный шорох ключа в замочной скважине, сердце ее вздрогнуло, сделало быстрый кульбит и заколотилось осторожной радостью: уф-ф-ф… Быстро потерев лицо руками, она согнала с него страх и недоумение, расправила плечи, гордо вскинула подбородок. И тут же зажмурилась от яркого света.

— Ты почему не спишь?

Саша стоял в дверях, смотрел на нее исподлобья. Видно было, что он очень старался сделать свой взгляд по-мужски независимым, то есть изо всех сил тужился придать ему нужную искорку, веселую и нагло-уверенную, ту самую, о которую разобьются вдребезги все законные женины вопросы. Только плохо он старался — характер был не тот. Порядочный у ее мужа был характер, потому как мама с папой, судя по его рассказам, были старательные макаренки-воспитатели, с пеленок правде-матке учили, какой бы она ни была. Между прочим, уверенной лживой непробиваемости тоже надо с малолетства учиться, так просто, в одночасье, врать себя не заставишь и досадливое, но честное чувство вины на помойку не выкинешь. Так что придется-таки отвечать на ее вопросы, никуда не денешься.

— Саш… Объясни мне, пожалуйста, что происходит?

Вопрос прозвучал сам собой. Совершенно дурацкий вопрос. И потому очень для «обвиняемого» удобный. Если только обвиняемый не наберется смелости и не ответит в лоб, что на самом деле все-таки происходит…

— А что такое, Наташа? Что ты имеешь в виду?

Нет, не набрался «обвиняемый» смелости. Уже хорошо. Потому что присутствия в данный момент смелости она бы точно не пережила. И наверняка нет такой женщины, которая в подобный момент предпочтет эту смелость любому вранью, даже самому захудалому. Может, среди книжных героинь такая женщина есть, а в реальности — нет.

— Я имею в виду, где ты был так долго. И почему телефон отключил.

— Ты же знаешь, где я был. Твою подругу провожал. А у телефона батарея села.

— Да никакая она мне не подруга! Она… Она, между прочим, вообще никто! И звать ее — никак! Ее вообще нет, понимаешь? Ее в человеческой природе как индивида не существует!

Сама испугавшись произнесенного, она замолчала, будто захлебнулась на полуслове. Саша и впрямь посмотрел на нее несколько озадаченно, подошел, сел перед ней на корточки.

— Натусь… Ты успокойся, пожалуйста. У тебя опять голова болит, наверное? Давай вообще прекратим этот дурацкий разговор, он мне не нравится.

— Хорошо. Только скажи мне, почему ты ее так долго, так бесконечно провожал…

— Не знаю. Так получилось. Это все, что я могу тебе сказать.

— Тогда… Тогда ответь мне еще на один вопрос. Последний на сегодня. Ты меня любишь, Саш?

Вздохнув и коротко возведя глаза к потолку, он распрямился, покрутил головой, приложил к темени ладонь и, сделав озабоченное лицо, проговорил жалобно:

— Наташ… Можно я спать пойду? Мне завтра вставать рано, и опаздывать нельзя. На утро куча вопросов отложена…

— Ничего! Подождет твоя куча! Ты мне не ответил — любишь или нет?

— Наташ, вообще-то это не тема для крутых разборок… Ты мне еще пистолет ко лбу приставь.

— То есть как это — не тема? Ты не забыл, кем я тебе прихожусь? Я твоя жена, между прочим, и мать твоего ребенка! Ты ушел из дома с какой-то наглой девкой, тебя не было четыре часа, и я не имею права задавать тебе вопросы? Или ты думаешь, что я буду все терпеть молча и в подушку плакать, как… Как Любаша?!