Василий Шульгин. Судьба русского националиста - Святослав Рыбас

После Октября полуинтеллигенты пришли к власти, а интеллигенция более высокого культурного уровня оказалась выгнанной или уничтоженной»[70].

Все-таки водораздел пролегал между социокультурными ядрами петровской империи и допетровской Руси и сопровождался расколом в самой петербургской правящей группе. Шульгин, как и Столыпин, относился к ней.

Это только на первый взгляд может показаться, что борьба между ядрами касалась проблем экономического развития. На самом деле началась ожесточенная борьба за власть и право наиболее эффективно провести модернизацию.

Как мы знаем, победила оппозиционная часть европеизированной имперской элиты, сумевшая опереться на мощь допетровской Руси и фрагменты правящей группы, которую не устраивало сползание империи в пропасть.

«Что за сползание?! — возмутится придирчивый читатель, усвоивший информацию, что накануне 1917 года Россия была на высоте положения и только заговор предателей привел к катастрофе. — Никакого сползания не было!»

Что ж, еще поговорим об этом…

Исходя из анализа Макса Вебера, у монархии вообще не было шансов.

«…Вероятно, надо согласиться с эволюционистами. Согласно их логике, русское самодержавие, в том виде, в каком оно сохранилось до сих пор, то есть в виде централизованной полицейской бюрократии, как раз теперь, когда оно побеждает ненавистного врага, по всем очевидным признакам не имеет никакого другого выбора, кроме как рыть самому себе могилу. Так называемый „просвещенный“ деспотизм противоречил бы интересам своего самосохранения. И все же, чтобы сохранить столь необходимый ему престиж, самодержавию приходится брататься с теми экономическими силами, которые в русских условиях оказываются носителями неудержимого „просвещения“ и „разложения системы“. Струве и другие, очевидно, правы: пытаясь решить любую серьезную общественную проблему, самодержавие при этом смертельно ранит само себя»[71].

Написано о манифесте 17 октября и революционной ситуации 1905–1906 годов. Главными оппонентами правительства были не социал-демократы и социал-революционеры (эти вообще имели Боевую организацию, то есть террористов), а вполне мирные конституционные демократы, большинство которых получили университетское образование, были дворянами, обладали опытом работы в земствах или городском самоуправлении. В их рядах находилось много адвокатов, присутствовали и священнослужители — православные, мусульмане, иудеи. Партия была либеральной, ставила целью выражать интересы всего населения. Она выступала за введение широких политических свобод, прямые выборы, отмену контроля со стороны Центра (кроме судов) местного самоуправления, предоставление политической или национально-культурной автономии окраинам. Кадеты выступали за независимость судов, передел собственности, передачу крестьянам большинства помещичьих земель (за разумный выкуп, половину которого выплачивает государство, половину — крестьяне). Партия была сторонницей общины, отвечавшей, по ее мнению, взглядам крестьян, а также значительно упрощавшей наделение их землей. Также она предлагала увеличить и укрепить государственный сектор промышленности, повысить ее налогообложение, расширять народное образование на светской основе с широким употреблением местных языков и решающим влиянием местного самоуправления. Кадеты были против Столыпинской реформы, считая, что она противоречит «бытовому укладу и правосознанию громадных масс русского крестьянства», подчиняет большинство более зажиточным и богатым. Кадетская фракция голосовала за увеличение расходов на образование, передачу церковно-приходских школ в ведение Министерства народного просвещения, за оплату предпринимателями расходов на лечение рабочих в больничных стационарах. Также предложила законопроект об отмене черты оседлости для евреев, который не был рассмотрен Думой. И самое главное, не сомневаясь в своих способностях управлять империей, кадеты выступали за конституционную монархию, подобную английской, и ответственность правительства перед Думой.

Что же в этом было такого страшного, что делало кадетскую партию самым сильным оппонентом режима?

Ее адекватность многим проблемам, интеллектуальный уровень, поддержка интеллигенции и состоятельных кругов.

Однако кадеты в Первой и Второй Государственной думе отказывались осуждать терроризм, чтобы сохранять возможность давления на правительство.

Почти 50 лет спустя, в 1956 году, В. А. Маклаков, один из кадетских лидеров, признал: «…борьба против автократии была по сути своей незаконной и велась при помощи революционных элементов»[72].

Вот резко отрицательная оценка Суворина, издателя «Нового времени», самой популярной российской газеты: «Кадеты вели дело хитро и тонко, но им не удалось скрыть, что кадетская буржуазия — это денежная буржуазия по преимуществу, буржуазия в значительной мере интернациональная и даже якобинская. Они хорошо знают, что до денег добраться мудрено. Они в конце концов сосредоточатся у евреев, и они будут продолжать давать их в рост и социал-демократам, и анархистам, и республиканцам. Потому евреи — союзники революции и террора, потому обе Думы и не хотели обсуждать „террористические деяния“, или „акты“ 20 июня 1907 года»[73].

Буржуазность кадетской партии — вот что содержало главную угрозу монархической власти.

Разумеется, Шульгин в данный момент никак не мог быть ей близок. Мы говорим «в данный момент», потому что наступит и другое время…

Еще одним возможным союзником могли стать октябристы.

Правее кадетов был «Союз 17 октября», возглавляемый Александром Ивановичем Гучковым, который принадлежал к «ситцевым капиталистам». Те вели родословные от крестьян, создателей первых мануфактур, в большинстве старообрядцев. Октябристы являлись консервативными либералами, были согласны, условно говоря, на «49 процентов» своего участия в управлении страной и сотрудничали с правительством. Александр Иванович был незаурядным человеком сильной воли. Он окончил Московский университет, учился в Германии, приобрел большой опыт в Московской городской управе, был товарищем (заместителем) городского головы, гласным городской думы, работал управляющим Московского учетного банка, возглавлял наблюдательный комитет страхового общества «Россия» (его здание известно многим — в нем размещался Комитет государственной безопасности СССР).

С юности имел склонность к рискованным предприятиям, гимназистом хотел бежать на войну с турками за освобождение Болгарии, добровольцем участвовал в Англо-бурской войне на стороне буров, был ранен, оказался в плену. Во время Русско-японской войны был помощником главного уполномоченного Красного Креста при Маньчжурской армии — уполномоченным города Москвы и Комитета великой княгини Елизаветы Федоровны. Не пожелал вместе с отступавшими русскими войсками покинуть Мукден и остался вместе с ранеными в японском плену. В 1905 году основал партию «Союз 17 октября». Выступал за решительную борьбу с революцией, в том числе с помощью военно-полевых судов. Поддержал роспуск Второй Государственной думы и изменение избирательного закона 3 июня 1907 года. Накануне выборов Гучков так определил свою позицию: «Мы знаем, что единственно правильный путь — это путь центральный, путь равновесия, по которому идем мы, октябристы». Был избран в Третью Государственную думу, поддерживал П. А. Столыпина, которого считал сильным лидером, способным проводить реформы и обеспечить порядок. Они часто встречались.