Небеса всё знают - Лина Мур

Нет, вернусь в Нью-Йорк я уже другим. Совершенно другим, и в то же время никем. Я эгоист, клинический эгоист, который думает даже сейчас только о себе. И мне страшно. Первый раз за свою жизнь мне настолько страшно продолжать дышать, что я бы предпочёл этого не делать.

Застёгиваю сумку и выхожу из спальни. Комната Джесс до сих пор пустует, хотя на часах уже начало первого ночи. Билет на самолёт забронирован, пустота внутри и полная разруха там же.

За несколько часов я пережил так много различных эмоций, которых не знал за всю жизнь, что это выпило меня досуха. Сначала жалость к тому, что пережила Джесс, затем злость, ярость, обида, желание что-то делать, а потом понимание того, что я ничего не могу. Не в моих силах изменить хоть что-то в жизни сестры и Джесс, когда я сам не знаю причин, чтобы жить.

Бросаю последний взгляд на комнату Джесс и иду по тёмному коридору. Да, мне лучше уехать. Спускаюсь по лестнице, и не хочется покидать это место. Но должен, иного выхода у меня нет. Я не вытерплю ещё одной подобной новости, как сегодня. Трус.

– Ты снова это делаешь? – Тихий голос раздаётся сбоку, и внутри всё леденеет. Сглатываю и медленно поворачиваюсь.

– Тебя не было дома, – быстро шепчу и тут же отвожу взгляд от девушки, сидящей в кресле.

– Я здесь уже полтора часа. Так снова бежишь? Почему, Флинт? – Слышу, как она шуршит в мягком сиденье кресла, и затем тихие шаги.

– Не знаю, Джесс. Не знаю, как принять всё это и… не знаю, – качая головой, бросаю на неё беглый взгляд и ставлю дорожную сумку на пол.

– Из-за меня, да? Ты уезжаешь из-за меня? – Её ладонь ложится на моё плечо. Чёрт, я ненавижу прощаться, никогда не умел этого делать, а просто забывал. И сейчас эти минуты, в которых таится тишина, образовывая тягучее и тяжёлое обострение всех моих чувств, становятся мучением.

– Флинт, – она немного сжимает моё плечо под тонкой материей рубашки.

– А что я могу, Джесс? Что могу изменить? Ничего, да и это лишнее. Ты права, я сбежал сюда, чтобы меня пожалели, но не заслужил, ни капли этого. Я должен уехать…

– Почему? Я не понимаю тебя. Тебе противно жить здесь и ждать родителей с отдыха из-за того, что я тебе сказала? Прости, мне не следовало этого делать, – её ладонь исчезает, но я успеваю схватить её руки и повернуться к ней.

Она невыносимо прекрасна в свете искусственного освещения, льющегося из окон с улицы в гостиную. Она так драматична и мила, с припухшими губами, из-за частого покусывания, видимо. Её голубые глаза сейчас тёмные и полные горечи. Она словно фарфоровая куколка, готовая упасть от любого движения. Неужели, она не видит, как мне больно за неё? Неужели, не осознаёт, насколько сложно стоять с ней рядом и понимать, что я для неё никто, и не стану чем-то большим?

– Конфетка, мне не противно от того, что ты рассказала. Я чувствую вину, и с каждым днём её всё больше. Не знаю, как с этим жить. Мне душно, меня ломает изнутри, ведь поправить ни черта не могу. Лучший выход уехать, чтобы вы продолжали жить без меня. Я оставил конверт с деньгами на твоей постели. Не для тебя, а для ребят. Я обещал им. И придумаю, что сказать Зои и оправдаться. Но я захлебнулся в этой вине, которая лежит на моих плечах. Я не хочу, чтобы ты этого видела, – понимаю, что сжимаю её запястья слишком сильно от чувств, которые разрываются внутри. А она даже не кривится. Слабо улыбается мне и качает головой.

– Иногда следует разрушить себя полностью. Взорваться от боли и страданий, от вины, чтобы потом собирать всё по крупицам. Выбирать то, что тебе ближе и то, кем ты хочешь остаться в памяти любящих тебя людей. Ты слишком глубоко копаешься в том, где тебя не было. Ты не за всем можешь уследить, и решения других людей тебе неподвластны.

– А как помочь тебе? Мне плевать сейчас на себя. Я хочу помочь тебе, ведь ты самое невероятное и близкое, что у меня было. И я знаю, умом понимаю, что никак. В тот момент, когда я ушёл, то закрыл все двери и выбросил ключи. И не открыть их, а я так хочу. Устал, Джесс, так устал быть никем для вас, для себя. Я… – отрываю руки от неё и делаю шаг назад.

– Так стань тем, кто ты есть. Это сложно, иногда страшно, что люди не примут твою настоящую составляющую. Но это твой выбор, и если ты хочешь продолжать так жить, то я не буду переубеждать тебя в обратном. Хотя по мне, ты просто трусишь перед самим собой. Ты боишься увидеть нечто большее, чем ты есть. Ты прячешь в себе того человека, которым должен быть, и занял чужую судьбу. Отсюда и идёт такая боль, и никто этого не изменит, кроме тебя. Знаешь, мне не противно было тогда лежать под ним и ждать, когда всё закончится. Потому что я знала, что важнее для меня – возможность помочь семье. Иногда люди ценят не то, что нужно. А то, что принято. И это разрушает их.

– Я не могу поверить, что ты с такой лёгкостью переступила через тот вечер. Как? Джесс, как тебе удалось это сделать?

– Я приняла это. Приняла тот факт, что продала себя, и мне не стыдно. Продала и получила деньги. Лишилась только фантазий, а это ничто по сравнению с тем, что получила в ответ. Я не хочу, чтобы ты думал, что виню тебя в этом. Нет. Это моё решение и мой выбор. Я так хотела. Я с точностью знала, чего хочу добиться, и у меня это получилось. Всё осталось в прошлом. А ты не знаешь, зачем приехал сюда. Ты не знаешь, как вести себя со мной. Ты думаешь, что не знаешь. Хотя ты всего лишь боишься увидеть правду.

– Думаешь, я не увидел её? – Возмущаюсь её словам.

– Нет. Раз ты стоишь здесь с сумкой, пытаясь скрыться под покровом ночи, то нет, – качает она головой и, разворачиваясь, идёт в сторону лестницы.

– Что я могу, Джесс? Ты не принимаешь от меня денег, но у меня нет ничего другого! Я не нужен вам! – Выкрикиваю ей в спину. Замирает и оборачивается ко мне.

– Научись быть собой, а не кошельком, который привык решать проблемы подарками. Это в твоём мире нормально, но в нашем кощунственно по отношению к душе и сердцу. Можно быть любым, но для этого необходимо искренне хотеть остаться.

– Так дай мне причину. Прошу, Джесс, у меня же их нет. Ни одной, чтобы задержаться здесь. Подари мне причину, подскажи, – уже умоляю, потому что, действительно, потерян, и не знаю, что мне делать. Слишком сложно понимать прошлое, страшно и не хочется. Да-да, она права, но признавать это нет желания, поэтому эгоист внутри борется с тем, кто был когда-то во мне.

Подхожу к ней. Быстро, не позволяя остудить меня, а я горю. Горю от жажды натворить бед, зацепиться и умереть. Мне нужна лишь одна причина. Причина, которую назовёт она.

– Нет, Флинт. Никогда я тебе не дам этого, потому что это уже будет принудительной добровольностью. Из чувства долга не следует ничего делать, только так, как ты чувствуешь. Если хочешь, лети. Уходи отсюда и вновь забудь о нас. Если тебе комфортнее снова жениться, перебирать женщин и зарабатывать миллионы, то никто тебя не осудит. Но если ты захочешь встретиться с тем, что не даёт тебя покоя, и из-за чего ты приехал сюда, то просто останься. Ты сам должен найти для себя причину. Это не в моих правах, – она обходит меня и поднимается по лестнице, а я так и стою, не получив ничего, кроме очередного оврага, куда падаю.