Небеса всё знают - Лина Мур

– Ты с ума сошла? Почему мне не позвонила? Джесс! Кто этот ублюдок? У тебя его имя осталось? Я засужу его! – Мой крик вылетает прямо из груди, заставляя вскочить и быстрым шагом приблизиться к ней.

– Я звонила тебе, Флинт. Три раза, и постоянно слышала о том, что ты занят. Я. Тебе. Звонила, – она указывает на меня пальцем, и её губы от ярости трясутся, а меня, то подкидывает, то опускает в эту маленькую, вонючую и пыльную комнату, где я стою, и вина медленно пронзает мою душу. Она издевается надо мной, причиняя ту боль, которую я заслужил. Моя вина! Моя вина, что эта девочка так поступила.

– О, боже, – судорожный вздох, и я отшатываюсь от Джесс, бегая глазами по её ещё юному лицу.

– Что, Флинт, я теперь грязная, да? Потаскуха? Да! Блять, да! Я шлюха, которая продала себя за бумажки! Моему брату это было необходимо! Я шлюха! И мне не стыдно! Ни капли не стыдно перед тобой! Хочешь осудить меня? Пошёл ты! – Она с каждым словом толкает меня в грудь, отчего я пячусь назад, а она наступает на меня.

– Нет… конфетка, нет, – перехватываю её руки и сжимаю пальцами запястья. Глаза её блестят от слёз, от боли, которую она несёт в себе. Да, не верю я в то, что ей всё равно, что тогда не было страшно ехать к незнакомому мужику, чтобы получить деньги за себя! Не верю, и от ужаса то открываю, то закрываю рот. Что он мог сделать с ней ещё? Если бы попался мудак, который от неё бы живого места не оставил? А где был я? Не было меня! Не было, чтобы спасти.

– Джесс, Джасмин, послушай, – прижимаю её руки к своей груди. – Чёрт, прости меня. Прости за мой эгоизм. Я не знал, и это только моя вина. Прости, миллион раз прости за всё. Я не могу принять этого, потому что ты была и осталась для меня моей Джесс, моей маленькой конфеткой, которую я любил. Боже, милая моя, прости.

Дёргаю её на себя и сжимаю в руках липкое тело. Утыкаюсь носом в её волосы, и хочется разрыдаться от резкого и сильнейшего взрыва в моём сердце. Это теракт моего прошлого и настоящего. Подорванная мина медленного действия, и мне больно. Чертовски больно знать то, через что ей пришлось пройти из-за меня. Я готов умолять, стоять на коленях и сделать что-то ещё, но не сейчас. В эти секунды пока она тихо плачет в моих руках, я хочу только уберечь её. Вот так заслонить от этого грёбаного мира и таких как я. Подонок, ненавижу себя за всё. Ненавижу.

– Конфетка, да зачем же ты так жестока к себе? – Горько шепчу, отклоняясь, и она поднимает на меня лицо.

– У меня не было выбора. Я должна была помочь им. Они же приняли меня, любили меня, а словам я не верю. Они доказали мне свои чувства, и я обязана была ответить тем же. А тебя не было… – слабо ударяет кулаками по моим плечам.

– Но я здесь. Да, не было, и я буду винить себя до последнего вздоха, что забылся в другом мире. Потерял человеческое обличие, бежал отсюда из-за своего эгоизма. Я не хочу… не могу слышать о том, что тебе больно. Знаю, можешь не говорить, но не так ты бы желала провести ту ночь. Не в аду. Я привёл тебя в него, и я же вытащу. Обещаю. Не небесам, а тебе. Поняла? Я здесь. Вот он я. Можешь кричать на меня, бить меня, но прими такого вот урода. Мне страшно представить, что ты сделала и как чувствовала себя. Страшно за тебя, Джесс, – стираю пальцами её слёзы, и они мешаются с грязью на моих руках.

– Но я шлюха, у которой нет причин быть иной. Я не жалею ни о чём, Флинт, – ярость в её глазах появляется моментально. Отталкивает меня и дёргает головой.

– Ты не шлюха. Прекрати так говорить! Ты не шлюха! – Сжимаю кулаки от такой же резкой смены ощущений. Я зол на себя, на неё, на эту чёртову жизнь, что показывает мне, какой я мерзкий. Меня трясёт от желания разрушать. Лучше тебя, но потом, сначала физически.

– Я сказала маме, что деньги от тебя.

– Что? Ты что сделала? – Переспрашиваю её и делаю шаг к ней.

– А что мне оставалось? Ты пропал! Мне стыдно было признаться им, насколько пала в грязь! Тебе нет! Потому что, в отличие от них, тебя я больше не уважаю. И все вот эти слова… весь ты это игра на публику. Ты привык так жить, поэтому знай, что ты помог в глазах своей сестры моей девственностью. И разве это имеет ценность? Для меня нет, – выплёвывает каждое слово в меня.

И это подобно сильнейшей пощёчине. Удару под дых и ножу, легко разрезавшему податливую ткань кожи. Меня обдаёт холодом, когда вижу подтверждение её чувств ко мне.

– Я никогда не смогу вымолить у тебя прощения? Да, никогда. Я бы тоже не простил. Я бы ни за что на свете не простил человека, который толкнул меня в спину, чтобы я отдал самого себя за бумажки. Нет, я не осуждаю тебя. Поверь, я восхищаюсь твоей силой духа, твоей любовью к родителям и брату. Я хотел бы быть таким же, как ты. Но я вот такой. И если тебе так неприятно меня видеть, а это именно так, то нет шанса, чтобы хоть как-то поправить всё, стать тебе ближе, как раньше. Узнать ещё больше и утонуть в кровавых слезах моих ошибок и предательств, то я уеду. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я больше не брошу Зои и свою семью, но вот ты… чёрт, я хочу, чтобы ты улыбалась и жила без проблем в свои восемнадцать. Чтобы ты не несла в своём сердце эти тайны, но не могу. Видит бог, как я желаю этого. И если тебе будет что-то нужно, то я всегда отвечу. Прости меня, что я стал тем, кто обрёк тебя на такую жизнь. Я отказался от вас, и ты вправе сделать то же самое. Прости меня, Джасмин, я всё понял. Лучше без меня, – опустошение приходит внезапно. Оно выбивает все эмоции, кроме печали и горя, от которого я прятался. Жил для себя. И вот что получил. А мне больно. За неё больно. Мучительно представлять снова и снова в голове ту ночь и видеть её под тем, кто спас моего племянника.

– Прошу тебя только об одном: не нужно повторять мою судьбу, она ужасна. Одиночество – самое страшное, что есть на этой земле. Быть среди людей, и в то же время ни с кем. Я соберусь и извинюсь перед сестрой за всё. Думаю, что не увижу тебя. Знаю, как ты ненавидишь меня. Понимаю и принимаю это. Ты должна меня ненавидеть. Прости за то, что нарушил обещания. Прости, – слабо киваю ей и направляюсь к выходу. Не могу идти, а бегу. Вылетаю на улицу и как в бреду оборачиваюсь.

Если бы я мог вернуть время, я бы изменил всё. Ни за что не позволил бы ей продать себя, чтобы выгородить меня. Чёрт, глаза режет, и я тру их. Иду по улицам. Грязный. И люди шарахаются. Но вот он я настоящий. Такой я и внутри. Предатель. Господи, за что ты так с ней? Я заслужил, а она? Моя конфетка. Моя красавица. Моя Джасмин. Она прекрасна. Она была той, кого я любил безмерно. Она моя племянница, а я ублюдок, который понимает, что боль эта из-за другого. Не только потому, что она это сделала, лишилась девственности за деньги, чтобы помочь семье, но и потому что меня не было в тот момент, чтобы оградить. Я вижу до сих пор всё так живо и ярко и хочу придушить себя. Я должен был быть тем, кто поможет, даст ей право выбора. Знать теперь такие подробности, где меня не было, убийственно. Лучше бежать вновь, потому что я не помню, когда слеза скатывалась по моей щеке в последний раз. А сейчас я дотрагиваюсь до неё пальцами, и сердце разрывается на кровавые ошмётки. Ничего не поправить и не изменить. Прошлое нельзя тронуть и переписать. Оно уже произошло, а вот вина будет жить вечно в сердце. До последнего вздоха. Есть я или же нет меня, но она страдает. Ей восемнадцать. Чёрт, восемнадцать, а она уже знает о взрослом мире слишком много. И не уберечь. Не закрыть собой, потому что не имею права. Пусть живёт. А я буду подальше от неё, но всегда рядом.