Иероглиф смерти - Антон Грановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прости, милая. Давно мечтал это сделать. Знаешь, в чем твоя ошибка, Любимова?.. Ты часто переоцениваешь свои силы.
Глаза Маши, полыхающие огнем, угрожающе сузились.
– Все сказал? – спросила она.
Бывший муж кивнул:
– Да.
– Ну а теперь моя очередь.
И Маша резко ударила его коленом в пах. Бывший взвыл, выпустил руку Марии и схватился за низ живота.
– Ах ты… дрянь… – просипел он, бешено вращая глазами.
Маша улыбнулась:
– Прости, милый. Давно мечтала это сделать. Постарайся больше не попадаться у меня на пути. Попадешься еще раз – убью!
Маша поправила на плече сумку и прошла к «Тойоте».
– Сумасшедшая… – прохрипел за спиной бывший. – Психопатка чертова!
В этом корпусе университета Мария никогда прежде не была, хотя в студенческую пору у нее было много друзей-эмгэушников. Предъявив охранникам удостоверение, она прошла в большой холл с огромными стеклянными окнами. У всех студентов России подобные холлы называются «сачками» или «стекляшками». На панелях, расположенных вдоль окон-витрин, сидели студенты. Кто-то читал, кто-то болтал с друзьями, кто-то трепался по мобильнику, кто-то просто жевал бутерброд, глазея на снующий туда-сюда молодняк. В холле стоял тихий гул от множества голосов.
Стараясь не смотреть на студентов, Мария прошла к лифту. С недавних пор молодые люди вызывали у нее странное чувство – смесь неприязни, зависти и грусти. Грусти по утраченной юности, по нереализованным возможностям, по потерянному времени, которое пролетело слишком быстро, превратив ее во взрослую женщину (а в перспективе уже маячила старость, которая, конечно же, наступит раньше, чем ее ожидаешь).
В лифте была толкотня – студенты набились под завязку. Пока лифт поднимался на четвертый этаж, юноши и девушки беспрестанно трепались, не стесняясь в выражениях, не стараясь говорить тише и не обращая внимания на гражданку совсем не студенческого вида.
Впрочем, нет. Парни с интересом поглядывали в ее сторону, и Маша отметила это не без тайного удовольствия.
Помещение кафедры антропологии оказалось довольно небольшим уютным кабинетом с деревянными панелями на стенах и большим столом, над которым висели портреты интеллигентных мужчин, в очках и без. Должно быть, это были светочи антропологии.
За столом сидел пожилой седовласый человек. Седая бородка клинышком, приличный дорогой пиджак, на носу – очки, похожие на пенсне. По всему видать – профессор.
Мужчина заполнял какие-то бланки и обратил внимание на Марию лишь после того, как она поздоровалась.
– День добрый! – ответил он на ее приветствие. – Вы ко мне?
– Возможно. Мне нужен заведующий кафедрой Алексей Вадимович Дзикевич.
– Это я. А вы по какому вопросу?
– Я из милиции. Майор Любимова, Мария Александровна. Алексей Вадимович, мы можем поговорить?
Седовласый профессор пригнул голову и посмотрел на Марию поверх очков в тонкой металлической оправе.
– Поговорить? Смотря о чем.
– О ваших студентах.
– О студентах, – неопределенно проговорил Дзикевич. – Что ж, проходите, присаживайтесь.
Маша прошла к столу, отодвинула стул и села. Она уловила едва слышимый запах то ли алкоголя, то ли какого-то лекарства. Она внимательнее посмотрела на пожилого профессора – кожа слегка отечная, сквозь нее проступают сеточки кровеносных сосудов. Глаза по-старчески тусклые, хотя сам профессор еще не старик.
– Ну? И что натворили мои студенты?
– Алексей Вадимович, в прошлом году у вас на кафедре училась девушка по имени Ирина Романенко. Вы ее помните?
– Ирина Романенко?.. Да, кажется, припоминаю. Если мне не изменяет память, она перевелась в другой вуз.
– Именно так. А помните ли вы другую студентку – Татьяну Кострикову? Она тоже училась на вашей кафедре.
– И это имя мне тоже знакомо, – сказал профессор. – Кажется, она покинула кафедру тогда же, когда и Ира Романенко.
– Вы можете рассказать, с чем был связан этот перевод?
– Насколько я помню, обе девушки перевелись по собственному желанию. В обстоятельства я, кажется, не вникал. Признаться, я помню этих девушек очень смутно. Вы меня простите, но я вряд ли смогу вам чем-то помочь.
Мария испытала досаду. В самом деле, этот пожилой и, наверное, жутко занятой профессор не должен, да и не может помнить всех студентов своей кафедры. На что она рассчитывала, когда обратилась к нему? На сенсацию? На ошеломительное признание?
– Алексей Вадимович, с кем из ребят я могу поговорить об этих девушках?
– Из ребят… Вы имеете в виду их однокурсников?
– Да.
Профессор задумчиво дернул себя пальцами за клинышек бородки.
– Ну… Поговорите со старостой курса. Его зовут Игорь Соболев. У них сейчас лекция в третьей «поточке», и если поспешите, то сможете его перехватить.
– А когда закончится?
– Примерно через десять минут. Вы его сразу узнаете – он высокий, черноволосый, в белой рубашке и красном жилете. Очень видный парень.
– Хорошо. – Мария не намерена была терять время даром и тут же поднялась из-за стола. – Спасибо за то, что не прогнали.
– Ну что вы. – Дзикевич улыбнулся, обнажив не очень хорошие зубы. – Я всегда рад помочь представителям власти. Но не всегда могу.
Заведующий кафедрой был прав, когда сказал, что Мария узнает Игоря Соболева сразу. Худощавый, высокий, длинноногий, одет с иголочки. Черные волосы, аккуратно зачесанные набок, подчеркивают бледность кожи. Лицо чуть вытянутое, с резкими и красивыми чертами. При одном взгляде на Соболева можно было понять, что он отличник и что вообще – для этого парня нет высот, которые он не смог бы одолеть.
Мария двинулась ему навстречу.
– Здравствуйте! Вы Игорь Соболев?
– Да. – Парень остановился, окинул ее спокойным взглядом. – С кем имею честь?
– Любимова Мария Александровна. Уголовный розыск.
– Приятно познакомиться. – Он улыбнулся, но без всякой теплоты. – Чем могу быть полезен, Мария Александровна?
Парень Маше понравился. Красивый, опрятный, скулы выбриты до синевы. И пахнет приятно. Маша любила мужчин, которые стараются выглядеть хорошо и не забывают пользоваться туалетной водой.
– Мы можем где-нибудь присесть и поговорить?
Секунду он раздумывал, потом сказал:
– Можно прямо в аудитории. В ближайшие полтора часа она будет пустовать.
– Хорошо.
Дождавшись, пока аудитория опустеет, они вошли туда и сели за деревянный стол. Маша оглядела ряды длинных столов, уходящих, подобно ступенькам, наверх, и почувствовала мягкий укол ностальгии. Вот так же и она, юная, бесстрашная, амбициозная, когда-то сидела в поточной аудитории. Господи, куда все уходит?