Кулинарная книга каннибала - Карлос Бальмаседа

И в этот вечер все было точно так же, как и раньше, за исключением меню.

Как Цезарь приготовил «Кабана в имбире»? Он разрезал на тонкие кусочки круглой формы мясо со спины и ягодиц Пабло Марцолло и вымачивал их в течение десяти часов в хересе, смешанном с двумя стаканами красного уксуса и щепоткой молотого чеснока и свежего базилика. Вечером он отжал мясо и завернул его в алюминиевую фольгу, добавил разрезанные сливы без косточек, капельку уксуса, сахар, гарам-масалу, красный острый перец, ямайский перец и сухой молотый имбирь, все это разложил по разным посудинам и отправил в духовку. Потом занялся соусом для мяса: стакан яблочного уксуса, сок сои, ложку меда и чуточку молотого имбиря с ямайским перцем. И в качестве гарнира маленькие рисовые запеканки с индонезийским грецким орехом. Посетителям таверны пришелся по нраву насыщенный вкус блюда, они съели все без остатка; за этим кушаньем следовала волшебная «Свинина с корицей», которую сирота приготовил, обжарив кусочки мяса без костей, взятые с тела и конечностей несчастного Пабло: филе, эскалопы, лопатки, нежирная поджарка, филе шеи, медальоны, корейка — все это поджарено на кукурузном масле, опрыскано белым вином, приправлено тимьяном, смесью французских специй и перцем. Отдельно он обжарил в масле сочную часть репчатого лука, добавил туда черного сахара, молотого имбиря и соли, а в довершение рюмку хереса. На стол мясо подавали украшенным оправой из белых грибов, смоченных коричным соусом. «Мясной хлебец с ямайским перцем» Цезарь сотворил, добавив смоченный в молоке мякиш белого хлеба к мясному пюре, приготовленному им же самим. Для пюре кисло-сладкого вкуса изувеченное тело Пабло Марцолло отдало мускулы, глаза, легкие, кишки, почки, тестикулы, мозги, селезенку и сердце; вышедшая из свирепого блендера мясная масса была замешана с сырыми яйцами и точными дозами красного чеснока, протертыми семенами мака, кардамоном, сладкой паприкой, сладким красным перцем и щепоткой мускатного ореха, полита подсолнечным маслом и отправлена в духовку. На тарелках рядом с «Мясным хлебцем» лежали маленькие кубики красного батата, свеклы и желтой чалмовидной тыквы. Нашелся ли кто-нибудь, кто не попробовал хотя бы кусочек каждого блюда, чтобы насладиться их вкусом под красное бархатистое вино долины Лухан-де-Куйо? Сесар предложил также каберне-совиньон и мальбек, он даже сам открыл бутылку каждого вина, чтобы отведать блюда нового меню вместе с дядей, тетей и своими помощниками по кухне. Уже было далеко за полночь, к этому часу удовлетворенные гастрономическим пиршеством гости покинули таверну, но при прощании Цезарь услышал их громкие аплодисменты в благодарность за необыкновенный ужин. В бесстрастной атмосфере «Альмасена» остались только ароматы тайной оргии, последние запахи кощунственного причастия, в котором раз и навсегда исчез из этого мира Пабло Марцолло.

В неспешном течении дней страстное желание Беттины не угасло, наоборот, с каждым часом женщина все больше и больше становилась одержимой худым телом Цезаря. По крайней мере три-четыре раза в неделю она после полуночи, когда Рафаэль уже начинал, открыв рот, словно устрица, храпеть, покидала супружеское ложе и вскальзывала в гостеприимную постель племянника. Огненный шквал обжигал и ее, и его: сотрясаемая сладострастной дрожью, она вынуждена была, чтобы не спугнуть ночную тишину, топить свои стоны в подушке, а Цезарь, терзаемый наслаждением, кусал, чтобы его крики не потревожили сон дяди, старый кожаный бумажник. Но дело в том, что эта грязная и позорная любовь не могла слишком долго оставаться незамеченной: разве булочник так ни разу и не почувствовал испепеляющий жар, который пожирал его супругу? Однако верный муж ни разу не изрыгнул упрека, не сплюнул разоблачающего обвинения. Рафаэль ощущал ревность сироты, так оно и есть, но чувствовал ее, скорее, по той спартанской холодности, которую выказывал в его отношении Цезарь, так выделявшейся на фоне непонятной симпатии, которую сирота испытывал к Беттине. Разве не достаточно взглянуть на горизонт, чтобы почувствовать, что в небе зарождается буря?

«Где Пабло?» — не раз спрашивал себя Рафаэль Гарофало, не имея ни единого, хоть какого-либо приемлемого ответа. Прошел месяц, за ним другой, а потом еще, но никаких новостей, ведь не проявилось ни малейшего следа темпераментного повара. Чтобы избавить себя от точивших его тревог и подозрений, Рафаэль заявил о странном исчезновении в комиссариат полиции. Здесь давайте остановимся на невероятном совпадении: всякие младшие полицейские чины недолго слушали Рафаэля, от нежелания что-то делать один отфутболивал его к другому, как то обычно бывает в государственных учреждениях, пока в конце концов Рафаэлю не удалось рассказать о своих сомнениях инспектору Франко Лусарди, тому самому офицеру, который дежурил в воскресенье 5 февраля 1979 года, когда Беатрис Мендьета в одной из комнат «Альмасена» обнаружила тело Цезаря Ломброзо рядом со скелетом его матери.

Но память — инструмент тонкий и самодостаточный, работающий без всяких регламентов и правил, так что, когда Рафаэль назвал Лусарди свое имя, имя своей жены и племянника, дом, в котором жил, полицейский даже и не вспомнил, что именно в этом месте нашли ребенка-каннибала, который ныне, шестнадцать лет спустя, превратился в отменного повара. И только через несколько дней, прогуливаясь по улице и проходя мимо «Альмасена», офицер ощутил приглушенный взрыв чувств, и воспоминания, до этого момента никак не проявлявшие себя, нахлынули на Лусарди.

Как только Рафаэль ушел из комиссариата, полицейский, неодобрительно фыркнув, закрыл новое дело, закурил сигарету, положил зажигалку в карман рубашки, откинулся на спинку кресла и потер глаза, как то делает всякий желающий сбросить остатки дурного сна.

В тот мартовский понедельник, как это и было всегда, Беттина весь день работала со счетами таверны: она улыбалась и напевала прилипчивые песенки своей родной Италии, складывая и вычитая цифры, добавляя свежие записи в тетрадь, которой пользовалась как подсказкой всякий раз, когда разговаривала с бухгалтером ресторана, она подшивала финансовые документы, разбиралась в налогах и банковских обязательствах, платежах поставщикам, начисляла зарплаты, упорядочивала квитанции о покупках, списки продуктов и товаров, купленных для «Альмасена». Понедельник, как то издавна повелось, был единственным днем, когда таверна не открывалась для посетителей. В этот день у служащих был выходной, Рафаэль до вечера занимался закупками и различными делами. Цезарь уходил погулять по Мар-дель-Плате, а Беттина, как мы уже сказали, посвящала себя административным заботам. Незадолго до ужина все трое собрались вместе, Цезарь приготовил овощи с дальневосточными травами, креветки, перемолотые с чесноком и заправленные маслом, а на десерт — новинка: фаршированные коричневым сахаром груши, вымоченные в коньяке и облитые взбитыми с медом флердоранжа сливками. Рафаэль был заметно молчалив, ел с аппетитом осужденного на смерть преступника: он водил столовыми приборами по тарелке, не отправляя в рот почти ни кусочка, только пригубил вино, бокал нерешительно застыл напротив его глаз, как если бы Рафаэль вычитывал какие-то тайны в рубиновых отблесках, которые рассеивало стекло. Что-то разъедало его мысли — столь уж неожиданным было исчезновение его друга Пабло Марцолло, о котором не было никаких известий — ни дурных, ни хороших — с той самой пятницы, когда он как сквозь землю провалился. Беттина спросила мужа, что случилось, но тот ответил с улыбкой на лице: ничего, как если бы хотел успокоить ее или сгладить свое подавленное состояние. Цезарь почти не говорил, разве что спросил о рецептах, о комбинациях ингредиентов и приправ, о том, каковы они на вкус, поинтересовался фактурой продуктов, температурой каждого блюда; все это он записывал в маленькую тетрадь, которую всегда носил с собой, куда бы он ни пошел.