Сталинский проконсул Лазарь Каганович на Украине. Апогей советской украинизации (1925–1928) - Елена Борисёнок

Одним из главных сторонников украинизации пролетариата был нарком просвещения А. Я. Шумский. На апрельском пленуме ЦК КП(б)У 1925 г. Александр Яковлевич, делая доклад «Об украинизации», отметил «уклон в сторону украинизации главным образом советского аппарата, соприкасающегося с селом, и низового сельского просвещения, оставляя почти незатронутыми украинизацией партийную жизнь, партийный аппарат и жизнь рабочих организаций»[325]. «Я считаю, — заявил Шумский, — что пролетариат может быть приобщен к украинской общественно-культурной жизни и может и должен занять в ней руководящую роль…»[326].

Вопрос о пролетариате возник не случайно: признание русских национальным меньшинством в УССР автоматически повлекло бы за собой и необходимость создания национальных территориальных административных образований. По постановлению украинского Совнаркома 1924 г. „О выделении национальных районов и Советов“, подтвержденному решением сессии ВУЦИК VIII созыва „О низовом районировании“[327], обязательный минимум численности жителей, необходимый для создания национальных образований, был определен для национальных районов в 10 тысяч жителей, а для национальных сельсоветов — пятьсот человек. На 1 апреля 1925 г. в УССР были организованы 98 немецких, 15 польских, 19 еврейских, 25 болгарских, 26 греческих, 5 чешских сельсоветов[328]. В течение 1924–1926 гг. появились пять немецких, два болгарских и один польский район[329]. Вопрос о создании русских национальных территориальных образований оставался пока открытым.

В административно-территориальных единицах (районах, округах, губерниях), а также в городах с большинством населения, принадлежащим к национальным меньшинствам, органы власти должны пользоваться языком большинства населения (с сохранением гарантий для других национальностей). По постановлению ВУЦИК и СНК УССР от 1 августа 1923 г. «О мерах обеспечения равноправия языков и о помощи развитию украинского языка» на украинское делопроизводство должны были быть переведены центральные ведомства, а делопроизводство в губернских и окружных органах должно было производиться преимущественно на украинском языке, за исключением тех местностей, где абсолютное или относительное большинство население принадлежит к другой национальности: в таком случае делопроизводство должно вестись на одном из двух наиболее распространенных языков. Районные органы власти должны общаться с высшими органами власти на одном из двух наиболее распространенных языков, а с населением — на том языке, на котором ведется делопроизводство в районе. Все центральные и местные органы на обращения отдельных граждан на языке той или иной национальности должны были отвечать на языке обращения[330]. На родном языке велись преподавание в школах, культурно-просветительная работа, издавались газеты и книги. В 1924 г. существовали 629 школ для немецких, 499 для еврейских, 267 для польских, 43 — для болгарских, 1 — для греческих, 26 — для татарских, 3 — для армянских, 19 — для чешских детей. В 1926/1927 учебном году в УССР работали 354 польские школы, 620 немецких, 369 еврейских, 74 болгарских, 16 чешских, 20 татарских, 2 ассирийских, 7 армянских, 17 молдавских, 15 греческих, 1 шведская[331]. В 1927 г. выпускались 56 журналов и 55 газет на русском[332], 3 журнала и 5 газет на еврейском, 3 журнала и 2 газеты на немецком, 2 журнала и 1 газета на польском, газета на молдавском и болгарском языках[333].

Однако воплощение в жизнь принятых решений шло с трудом. Прежде всего, знание языков чиновниками на местах не соответствовало заявленным нормам. Причем нередко речь шла и о знании украинского языка. Например, проверка аппарата немецких сельсоветов и районов Центральным комитетом национальных меньшинств, проведенная в 1924 г., показала, что служащие госаппарата плохо владели украинским языком. В частности, в докладе инспектора исполнительного комитета М. Билыка «О состоянии немецких меннонитских колоний Херсонского округа от 4 июля 1924 г.» говорилось, что немецкие сельсоветы получают письма от райисполкомов на украинском языке, которого они совсем не понимают, но райисполкомы требовали вести делопроизводство именно на украинском языке[334].

В то же время весьма противоречивым было отношение к проводимой властями политике у некоторых слоев населения. Неоднозначно относились к украинизации евреи. И. В. Майстренко, с одной стороны, называет их в числе противников украинизации: «Во времена Скрыпника украинцы боролись за уменьшение числа русских школ в УССР до процентного количества русского населения. Для этого украинцы отстаивали создание большего количества не только украинских, но и еврейских школ. Наибольшими противниками этого в КП(б)У были бывшие бундовцы, которые отстаивали русские школы для еврейских детей. Делали это они, пожалуй, потому, что не хотели, чтобы евреи замыкались в узком кругу национального меньшинства, а оставались партийными кадрами всесоюзного масштаба»[335]. В то же время тот же Майстренко, преподававший на украинизационных курсах, организованных для служащих учреждений, признавал, что из слушателей «самыми способными и самыми старательными в украинизации были евреи. Увлечения украинизацией в них не было, но и враждебности тоже». Объяснял он это их происхождением — многие были из украинских местечек. В то же время указанная старательность была характерна для беспартийных евреев, а евреи-коммунисты «были менее благосклонны к украинизации и политически льнули к имперской элите». Впрочем, Майстренко не помнил, чтобы на курсах, где он преподавал, были евреи-коммунисты[336].