Стальная бабочка, острые крылья - Иван Константинов

В грузовиках она видела лица. Несколько женщин смотрели оттуда, прильнув к окошкам.

– А тебе что? – огрызнулся человек, лицо которого, затененное полями шляпы, блестело от пота.

Хлопнула дверь второго грузовика, и на дорогу спрыгнул еще один мужчина с длинноствольным игольником. Мириам лихорадочно обдумывала ситуацию. Ее собственный пистолет, как и переговорник, остались в машине, Би была неизвестно где, а она сама понятия не имела, что делать в подобных ситуациях.

– Хорошо, – сказала девушка, поднимая руки и показывая ладони в черном масле. – Ты только ствол опусти, у меня же оружия нет.

– А ты мне не советуй! – сказал фермер, сделав к ней еще один шаг.

Снова отступив, Мириам уперлась спиной в теплую стенку трейлера.

– Эй, Эйм, а тут еще дети! – крикнул второй мужчина, видимо, заглянувший в кабину грузовика.

– Дети! – огрызнулся Эйм. – У меня тоже! И жрать хотят, между прочим.

В наступившей тишине только Мириам расслышала, как щелкнула задвижка на двери трейлера, очень тихо, словно кто-то придержал ее.

– Последний раз повторяю!..

– А не пугал бы ты ее, добрый человек.

Кейн говорил тихо и ласково, словно с ребенком. Чуть повернув голову, Мириам увидела, что он стоит на виду, рядом с трейлером, а его страшной винтовки нигде не видно.

– Я же вижу, тебе в людей раньше стрелять не приходилось. И жена твоя, и дети смотрят. Что они о тебе подумают?

– Ты кто вообще? – Теперь уже Эйм отступил, не зная, в кого целиться.

– Я? Монах. – Кейн сделал шаг вперед, потом еще один, показывая пустые руки. – А ты кто?

Он снова шагнул и на этот раз закрыл собой Мириам. Товарищ Эйма приблизился к нему, и теперь они оба целились в монаха.

– Ты нам зубы не заговаривай!

– Так я по-человечески с тобой говорю. Тебя же Эймос зовут, да? Сам посуди, Эймос: нужно оно тебе, тяжесть такую на душу брать? – Монах сделал еще один шаг, снова заставив Эйма отступить, но ружье практически уперлось ему в лоб. – Сам подумай, правильно это – у одних детей отбирать, чтобы другим отдать?

– Может, и неправильно. – Второй человек подошел ближе, держа Кейна на мушке. – Только вот так случилось. Ты бы не рассуждал, ружья-то у нас.

Монах шагнул в сторону, еще ближе, так, что стволы ружья и игольника почти пересеклись.

– Ружья? – переспросил он. – Так разве они за вас решают?

Он нырнул под стволы, схватился за цевье и коротко ударил Эйма в лицо прикладом его собственного оружия. Второй фермер попытался было отойти, но Кейн использовал захваченное ружье как длинную дубину. Он ударил по игольнику снизу вверх, а затем ткнул его хозяина прикладом в лоб. Игольник упал прямо перед Мириам, и она наступила на него ногой, как на ядовитую змею.

– А теперь что? – спросил монах, держа ружье за ствол перед собой. – Ножи достанете? Или ты, Эйм, за топором сходишь?

– Может, и схожу, – ответил Эйм, сглатывая кровь. – У меня восемь душ в машинах, что им, с голоду помереть? Движок к ночи сдохнет, и сидеть нам на хайвее, пока бандиты не подоспеют.

– Да ну его, Эйм, – сказал второй фермер, потирая лоб с красной отметиной от приклада. – Поедем отсюда, перебьемся как-нибудь.

– Еще кого найдете, да? – Ружье в руках Кейна перевернулось как будто само собой, и теперь пальцы монаха лежали на курке. – Только подходить близко не будете, а сразу застрелите? Кого только, интересно мне? Тут пара семей недавно проезжала, может, их догоните, а?

Фермеры молча переглянулись, потом Эйм тихо спросил:

– Так а что делать-то, монах?

Мириам только сейчас заметила, что Рок наполовину высунулся из своего укрытия и с интересом наблюдал за происходящим.

Кейн хотел что-то сказать, но она его опередила:

– Что делать, что делать! – Девушка наклонилась и вытащила Рока за шкирку из-под машины. – Да просто взять и попросить батарею, кретины! А ну живо в кабину и не высовывайся!

Рок припустил к машине, а монах широко улыбнулся:

– Вы поняли?

Наступившая тишина была прервана нарастающим ревом. Из-за скал вылетел кар Би, завертелся, толкнул ближайший грузовик и остановился, накрыв всех присутствующих облаком мелких камней. Кабина была уже открыта, Би приземлилась между машинами еще раньше, чем остановился кар, и ее наваха хищно щелкнула, раскрываясь.

– Что здесь происходит? – спросил механический голос.

– Да вот, – сказала Мириам, успевшая присесть и закрыть голову руками. – Покушать у нас попросили.

– Покушать?

– Ну да. Дадим им мешок гречки, у нас же еще есть.

– Тебе лучше знать.

– И еще…

– Что?

– У нас же есть запасные батареи?

Пустыня расползалась, подобно лоскутному одеялу.

С высоты она напоминала серый плащ, долго послуживший и чиненный, покрытый заплатами и складками, с полосками шнуровок на рукавах и вкраплениями черной кожи. С очень большой высоты все детали уже сливались, внизу простиралось пятнистое и бугристое нечто, похожее на плохо выделанную бычью шкуру.

Корпус джета вздрогнул, когда скорость звука дважды осталась позади, и водородный двигатель сменил режим. Высокочастотная вибрация проникала в кабину, и это было единственным, что позволяло почувствовать движение на такой высоте.

Пустыня никогда не была пустой.

Вокруг пятнистого, сверкающего металлом Хокса, расположившегося на двух холмах, широким овалом лежала долина, склоны которой пестрели неаккуратными лоскутами: фермы, сады, загоны для скота, пастбища с желтой летней травой. Коробочки фермерских домиков и амбаров лепились друг к другу без видимого порядка, над ними поднимались тени ветряных насосов – тонкие, не толще швейной иглы.

Долина была только началом. Лоскуты полей расходились от нее во все стороны, подчеркивая иллюзию одеяла желтыми пятнами выгонов и серыми кусками вспаханной земли. Белые ленты дорог резали поля на части, широкие полосы трех основных хайвеев начинались чуть дальше, не задевали долину, убегали в стороны и упирались в горизонт.

Один указывал на Атланту – остров правильной геометрии, белые стены и тонкие стеклянные шпили, рвущиеся в небо. Другой, украшенный кружевом кудрявых пыльных завитков, – на скальные россыпи Эрга, глубокой пустыни.

Джет качнул крыльями, развернулся над ниточкой хайвея и взял курс на Эрг. Дорога, проплывающая под ним, наполнилась беженцами – маленькие и большие караваны, точки, ползущие по белой линии, способные увидеть только след джета, светлую полоску в безоблачном небе.

Дальше пустыня становилась каменистой, изменяла цвет на серо-черный. Хайвей терял пыльный блеск, постепенно растворялся среди серых скал, каменных насыпей и очертаний фундаментов старых городов. С высоты они были отлично видны. Эти геометрические рисунки в виде квадратов и прямоугольников понемногу утрачивали свою форму и смысл.