Утро Судного Дня - Александр Мазин

Шадаква покачал головой. На его черных волосах сверкали капельки влаги. Словно роса.

- Но я хочу это сделать! - настаивал Артём. - Действительно хочу сохранить.

- Тогда умри, - печально произнес Шадаква. - Ведь это ты ее и разрушишь.

- Это невозможно, - спокойно ответил Грива.

- Знаю, - кивнул Шадаква. - Невозможно убить смерть.

Грива проснулся - и сразу понял, где он находится. В хижине Шадаквы. И он прекрасно помнил свой сон... И то, что было до сна.

Но может, и это тоже был сон? И не было ничего: ни психоделических приключений, ни пещеры, ни смерти Пришедшего Издалека...

Артём прислушался к себе - и не обнаружил никаких изменений. По крайней мере - физических. Если не считать рубцов, оставленных разорванными ремнями. Рубцы, впрочем, уже почти зажили.

Грива подождал немного: вдруг сейчас полог откинется, и войдет Шадаква... Никто не вошел. Тогда Артём откинул полог сам. У входа, на корточках, сидел Архо. Красавец-абориген не поздоровался. Зато одарил Гриву весьма проникновенным вопрошающим взглядом. Ответа, естественно, не получил, поскольку Грива не знал вопроса.

- Доброе утро, - сказал Грива. Архо поднялся. Но не ответил. Продолжал глядеть на Артёма своими синими глазищами.

- Почему я спал здесь, а не в твоей хижине? - осведомился Грива.

Архо помрачнел. Отвел взгляд.

- Теперь это твоя хижина, - буркнул он. Повернулся и ушел.

Похоже, обиделся. Интересно, на что?

Ладно, разберемся.

Грива двинулся на речку. Искупался. Обнаружил, что местные жители держатся от него подальше. Ладно, с этим тоже разберемся.

Грива вернулся в хижину. Позавтракал копченым мясом и вялеными бананами. Запил водичкой из реки, еще раз убедившись, что круг отчуждения - на месте. Ближе десяти метров к нему никто не подходил.

Даже детишки.

Возможно, если бы Артём сам проявил инициативу...

Но проявлять инициативу Грива не стал. Он знал кое-кого, кто способен отвечать на вопросы получше обитателей поселка.

Неандерталец встретил Гриву, едва тот вошел в Лес Красных Деревьев.

- Ты пришел, чтобы задавать вопросы, - констатировал он вместо приветствия.

- Угадал.

Артём смотрел на волосатое низкорослое чудище. Кто бы мог подумать, что под этим бугристым черепом укрыт мозг, как минимум не уступающий его собственному.

- Как мне тебя называть? - спросил он неандертальца.

- У нас нет имен, - сказал представитель соседней ветви эволюции. - Имен в вашем понимании. Ты можешь звать меня Полукровкой.

- Годится, - кивнул Грива. И сразу перешел к делу: - Скажи мне, Полукровка, что такое - равновесие?

- Равновесие - это равновесие.

- А дерево - это дерево.

- Я не могу объяснить, - произнес Полукровка. В голосе его прозвучало сожаление. - Но могу привести пример. Раньше нас было много. Теперь - мало. И с каждым поколением - всё меньше. - И добавил, помедлив: - Тем меньше, чем выше поднимается каждый из нас. Это - часть равновесия.

- Знакомая картина, - кивнул Грива. - Чем образованней и культурней народ, тем ниже прирост населения.

- Не народ, - возразил Полукровка. - Мы - единство. Чтобы один из нас мог мыслить, полсотни разумных должны формировать ему поле мышления. Пятьдесят строят хижину для одного. Наш вид вырождается, потому что каждый из нас хочет жить в хижине, а не строить ее. Поэтому сейчас в Единстве совсем мало таких, как я.

- Выходит, вы просто паразиты, - сказал Грива. - Отделили от мира несколько племен и сосете их ментальную силу. А чтобы они не разбежались...

Полукровка захохотал.

Грива удивленно уставился на него.

- Мне весело, потому что ты, способный увидеть вершины гор, не желаешь поднять взгляд выше кучи носорожьего дерьма, - отсмеявшись, пояснил Полукровка. - Прошлой ночью ты летал над саванной, а сегодня думаешь, что другие не способны перепрыгнуть через ручеек.

- Это был бред, - проворчал Грива.

Его не очень удивило, что Полукровка в курсе событий. У Артёма было серьезное подозрение, что тот сам все и замутил.

- Думаешь, я не знаю, что такое галлюциноген? - спросил Грива.

- Ты не знаешь, что такое человек, - возразил Полукровка. - Ты не способен отличить вымысел от реальности, потому что не знаешь, что такое реальность. Единство - это реальность. Мы - это Единство. Но единство - это не мы. Это намного больше, чем несколько сотен таких, как я, и таких, как ты. Если мы его утратим, наш мир падет.

Вот так вот. Мир. Не больше и не меньше. Не факт, что под падением мира Полукровка понимает катастрофу планетарного масштаба.

- Какой мир? - решил уточнить Грива. - Твой?

- Мой, - согласился Полукровка. - И мир твоей девушки. И мир ее соплеменников. Счастливый мир. Светлое будущее твоей расы. Оно погибнет. Но Единство - останется. И взрастит другой мир. Тот, который по ту сторону границы.

- Ну да, счастливый мир держится исключительно на вас, - проворчал Грива. - Пара-тройка косматых праведников - и злой бог пощадит глупое человечество.

- Ты говоришь не те слова, но понимаешь правильно, - одобрительно произнес Полукровка.

- А теперь скажи мне, что этот мир держится на тебе, - Артём ухмыльнулся.

- Нет, - Полукровка качнул массивной головой. - Не на мне. Хранителем Равновесия был Шадаква. Но ты его убил.

И об этом, оказывается, мы тоже знаем. У Гривы возникло подозрение, что его собеседник был одним из тех, кто остался в пещере после ухода Гривы и охотников.

- Бред! - возразил Артём. - Как я мог убить человека, не прикасаясь к нему, на расстоянии ста шагов?

- Ты его сжег, - сообщил Полукровка. - Ты сжег его, чужак. Сжег еще не рожденным огнем.

- А поподробнее?

- Обойдешься.

- Но мне это нужно!

- Еще бы! Новое умение убивать интересует тебя больше, чем смерть человека, разбудившего твою силу. Впрочем, он сам виноват. Нельзя посягать на то, что тебе не принадлежит. Он мог бы остановить ритуал. Но он решил, что его смерть - на благо Равновесия. Он хотел стать сучьями для костра, который навсегда изгонит тьму, а стал мишенью для удара молнии. Твой огонь выжег всё, что могло гореть. И костер погас. Но я понимаю Шадакву. Его обмануло то, что ты - из другого мира. Он думал: ты похож на него. Он думал, что ты утратил Единство, потому что утратил силу. Он дал тебе силу. А ты его убил.

- Я не хотел этого, - с раскаянием произнес Грива. - Мне очень жаль.